Алекс, или Девушки любят негодяев
Шрифт:
— Я останусь. Но отпусти Марго. Пообещай мне здесь и сейчас, что впредь никогда она не услышит твоего голоса, не увидит тебя, не услышит о тебе — если сама не захочет.
Мэри впилась глазами в его лицо, ожидая решения. Дождь усиливался, по щекам Алекса текли капли — кто мог поручиться, что это не слезы? Сильные люди тоже плачут, в этом нет ничего необычного. Она подняла руки и взяла его лицо в ладони, вытирая пальцами влагу:
— Алекс… я прошу тебя…
Он прищурился и растянул губы в ехидной ухмылке:
— Как же
Мэри повернулась к Марго и Джефу:
— Уходите.
— А ты? — рванулась Марго, но Мэри вытянула вперед руку:
— Я же сказала — уходите. Я позвоню тебе.
Джеф почти силой уволок рыдающую Марго в подъезд. Дверь захлопнулась. Алекс как-то сник, сделался даже меньше ростом, ссутулил плечи. Мэри взяла его за руку и, как ребенка, повела к выходу из двора.
— Куда мы поедем? — спросила она, останавливаясь у обочины и поднимая руку, чтобы поймать такси.
— Что? — очнулся Алекс. — О чем ты спросила?
— Я спросила, какой адрес назвать водителю.
— Я не знаю. Мне все равно.
Мэри не могла понять, что происходит — только что гусарил, выпендривался, разыгрывал супермэна — и вдруг скис, сдулся, стал похож на безвольного тряпку-алкоголика, которого жена оторвала от собутыльников и тащит домой. Такого Алекса она не знала, и то, что видела сейчас, ей не нравилось.
— Хорошо. Давай тогда пойдем куда-нибудь под крышу — мы уже насквозь мокрые, — терпеливо проговорила она, беря его снова за руку.
Алекс покорно пошел следом, но, казалось, вообще не понимал, куда она его ведет, что происходит. Его состояние беспокоило Мэри, она не могла понять, как вести себя с ним, что говорить, а, главное, что делать.
Они вошли в полупустое кафе, сели за самый дальний столик. Мэри махнула официанту, заказала два кофе и коньяк. Алекс пить не стал. Было похоже, что он не обращает ни на что внимания. Мэри же, которую трясло от холода и пережитого напряжения, одним махом опрокинула коньяк, поморщилась и взяла Алекса за безвольно лежавшую на столе руку.
— Ну что ты? Разве произошло нечто ужасное?
— Нет.
— Тогда почему ты такой?
— Не знаю, — опять вялый, безжизненный голос, так непохожий на привычный — жесткий, волевой и подавляющий.
— Алекс, — Мэри пересела к нему на диван, обняла и прижалась, положив на плечо голову. — Ты не мог вечно ее контролировать. Рано или поздно это должно было произойти. Так пусть сейчас — ведь Джеф хороший человек, ты и сам это знаешь.
— Знаю.
— Я тебя прошу — не сиди так, мне очень страшно, — попросила она, заглядывая ему в лицо. — Алекс…
И тут у него словно пелена упала с глаз. Алекс вскочил, опрокинув стол, и заорал:
— Это все ты! Ты меня согнула, сломала — ты!!! Я не должен был ее отпускать. Как ты не понимаешь?! Не должен — она моя!!! Я сам, только сам должен исправлять все, что натворил! И если бы не ты…
Мэри сумела скрыть, какую боль испытала и от его слов, и от пролитого на колени горячего кофе. Она встала, аккуратно обошла Алекса и вышла из кафе.
Дождь хлестал так, словно над Москвой порвалось небо, и все мировые осадки выпадали именно здесь. Мокрые волосы липли к лицу, Мэри убирала их назад и за уши, но бесполезно. Она шла по совершенно пустому тротуару к метро, не замечая отчаянно сигналящих машин. Такого унижения и такой обиды она не испытывала никогда. «Я больше никогда никому не поверю, — думала она, глотая слезы. — Лучше быть одной. Всегда одной — так проще».
Визг тормозов рядом привел ее в чувство — наперерез ей, преградив дорогу, остановилась черная иномарка, из которой выскочил бледный Алекс и схватил ее за руку:
— Что ты вытворяешь?!
Она посмотрела на него пустыми мокрыми от слез глазами, и Алекс отшатнулся — никогда прежде он не видел у Мэри такого лица. Оно было совершенно чужим и мертвым.
— Мэри… прости меня, — он порывисто обнял ее, прижал к себе, убирая с лица мокрые волосы.
— Отпусти, — безжизненным голосом велела она.
— Нет. Никуда не пущу. Никогда.
— Нашел себе Маргошезаменитель? — тем же тоном спросила она, рассматривая через его плечо витрину супермаркета.
— Зачем ты так? Не надо, Мэри, я прошу тебя. — Он попытался поцеловать ее, но Мэри рванулась так, что он невольно разжал руки.
— Больше никогда — слышишь — никогда не приближайся ко мне. Иначе…
— Иначе — что?
— Иначе я повторю то, что сделала твоя вторая жена. Поверь — я не шучу. Подумай о своей дочери и оставь меня в покое.
Она развернулась и пошла, а потом и побежала к метро, разбрызгивая воду из попадавшихся по пути луж. Алекс стоял под проливным дождем, провожая взглядом удаляющуюся от него тонкую фигурку.
«Обыграла… и эта меня обыграла. Чертовы бабы…»
Он сел в ожидавшую его машину, поехал в гостиницу и там неожиданно для себя напился до полного изумления. Лежа в номере поперек широкой кровати, почему-то вспомнил, как Мэри называла такое состояние — «напиться, как чукотский оленевод после сдачи мяса». Алекс рассмеялся:
— Ох, Мэ-ри, Мэ-ри… Как же ты перетряхнула мне жизнь, как же сумела… Мало кто так мог… Ничего, я подожду… я терпеливый…
Во сне он вполне ожидаемо снова увидел ее — Мэри в ярко-красном платье танцевала танго с высоким темноволосым мужчиной. Она то приникала к нему, то отталкивалась рукой, выгибая спину и резко выбрасывая вверх длинную стройную ногу в черной бальной туфельке. Ее рыжие волосы то взлетали на поворотах, то мягко ложились на лицо, оттеняя голубые глаза, подведенные черным. Накладные ресницы напоминали крылья бабочек — трепетали, создавая ощущение полета. Лица партнера Алекс не видел, и только в последний момент перед пробуждением вдруг понял, что мужчина — он сам…