Алекс
Шрифт:
— Боюсь, это трудно будет доказать. Для нас это выглядит так: вы находились на месте преступления, у вас имелась серьезная причина избавиться от Алекс, вы ударили ее головой о раковину, заставили выпить алкоголь и снотворное, — и ваши отпечатки пальцев, а также ваши волосы лишь подтверждают наши предположения.
Камиль встал.
— У меня две новости для вас, хорошая и плохая. Хорошая состоит в том, что сорок
Камиль улыбнулся. Вассер, грузно обмякший на стуле, все же нашел в себе силы поднять голову:
— Это не я! Вы ведь знаете, что это не я, так ведь? Вы это знаете! — На сей раз он обращался персонально к Камилю. — Вы прекрасно знаете, что это не я!
Камиль со сдержанной улыбкой ответил:
— Несколько раз вы демонстрировали, что не чужды черному юмору, месье Вассер. Позвольте теперь и мне немного пошутить в подобном стиле. На сей раз это Алекс вас поимела.
Арман, сидевший на другом конце кабинета, при этих словах поднялся, сунул сделанную из трех окурков сигарету за ухо и вышел в коридор. Вместо него вошли двое полицейских в форме. Камиль договорил — кажется даже, с искренним сожалением:
— Мне жаль, что пришлось так долго продержать вас в предварительном заключении, месье Вассер. Два дня — это очень долго, я понимаю. Но все эти тесты и сравнительные анализы ДНК… Лаборатория сейчас завалена работой. Два дня при таком раскладе — фактически минимальный срок…
62
Именно дурацкая сигарета Армана, кто знает почему, послужила детонатором. Это было совершенно необъяснимо. Может, из-за того невероятно жалкого впечатления, которое производит сигарета, сооруженная из трех окурков. Камиль даже замедлил шаг — настолько потрясло его это открытие. Он ни минуты не сомневался в его истинности, хотя ни объяснить, ни доказать его невозможно. Он просто был в этом уверен, вот и все.
Луи пошел дальше по коридору, за ним Арман — как всегда, он брел ссутулившись, неверной походкой, в стоптанных ботинках, вечно одних и тех же, заботливо начищенных, но старых и потертых.
Камиль бросился обратно в кабинет и заполнил чек на восемнадцать тысяч евро. Его рука слегка дрожала.
Потом он подхватил папку с документами и быстро вышел в коридор.
Войдя в кабинет Армана, он положил перед ним чек.
— Это очень мило с твоей стороны, Арман. Ты меня по-настоящему порадовал.
Арман открыл рот, от удивления выронив зубочистку, и воззрился на чек.
— Ни в коем случае, Камиль, — заявил он почти оскорбленным тоном. — Это подарок.
Камиль улыбнулся. Ну что ж, пусть так. Неловко переступив с ноги на ногу, он вынул из бумажника фотографию автопортрета Мод Верховен и протянул Арману. Тот взял ее.
— О, вот это здорово, Камиль! Вот это действительно здорово!
Он был искренне доволен.
Ле-Гуэн остановился на две ступеньки ниже Камиля. Было уже поздно, к тому же еще сильнее похолодало. Словно раньше срока наступила зима.
— Ну что ж, господа… — произнес судья Видар, протягивая руку комиссару.
Затем спустился на одну ступеньку и протянул руку Камилю:
— Майор…
Камиль пожал протянутую руку.
— Тома Вассер наверняка будет говорить, что все подстроено, господин судья. Будет «требовать справедливости»…
— Да, кажется, я понимаю, о чем вы, — отозвался Видар.
Какое-то время он молчал, словно пытаясь получше сформулировать мысль, и наконец произнес:
— Ах, истина, истина… Кто, в сущности, может сказать, что истинно, а что ложно, майор! Но ведь для нас главное — не истина, а правосудие, не так ли?
Камиль улыбнулся и кивнул.
Благодарности
Спасибо Самюэлю за его неустанную любезность, Жеральду — за вычитку текста, всегда проясняющую неточности, Жоэль — за советы, касающиеся медицинской сферы, а также Кэти, моему дорогому спонсору.
Ну и разумеется — Паскалине.
Как всегда, я должен поблагодарить и многих авторов.
В алфавитном порядке: Луи Арагона, Ролана Барта, Пьера Боста, Федора Достоевского, Антонио Муньоса Молину, Бориса Пастернака, Мориса Понса, Марселя Пруста, Синтию Флери, Джона Харви, Марселя Эме и некоторых других, которые найдут в этом романе отголоски своего влияния — наилучшее выражение моей благодарности.