Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
И вот на глазах ее растет этот сын, наполняя гордостью
и радостью ее материнское сердце. Из прелестного, свое
образного ребенка превращается он в очаровательного
юношу-поэта, и вся жизнь его проходит под знаком по
эзии. Мать находила в сыне все то, чего не хватало ей
61
в
му все росло и крепло. Что же дала она ему сама, кроме
этой любви, которая заставила его написать уже в зре
лом возрасте (ему было тогда почти тридцать лет) те
строчки в «Возмездии», которые мать его хранила, как
драгоценнейшее сокровище, на дне шкатулки, украшаю
щей ее письменный стол? Вот эти строки, написанные
рукой сына на особом листе бумаги:
Когда ты загнан и забит
Людьми, заботой и тоскою...
По-новому окинешь взглядом
Даль снежных улиц, дым костра,
Ночь, тихо ждущую утра
Над белым запушённым садом,
И небо — книгу между книг,
Найдешь в душе опустошенной
Вновь образ матери склоненный,
И в этот незабвенный миг
Узоры на стекле фонарном,
Мороз, оледенивший кровь,
Твоя холодная любовь —
Все вспыхнет в сердце благодарном,
Ты все благословишь тогда,
Поняв, что жизнь — безмерно боле,
Чем quantum satis * Бранда воли,
А мир прекрасен, как всегда... 1
Кроме своей великой любви, Александра Андреевна
вложила в сына черты своей натуры. Мать и сын были
во многом сходны. Повышенная впечатлительность, неж
ность, страстность, крайняя нервность, склонность к мис
тицизму и к философскому углублению жизненных явле
н и й , — все это черты, присущие им обоим. К общим чер
там матери и сына прибавлю щедрость, искренность,
склонность к беспощадному анализу и исканию правды
и, наконец, ту детскую веселость, которую Александр
Александрович проявлял иногда даже в последний год
своей жизни, а мать его утратила годам к тридцати
пяти, когда начались первые приступы ее сердечной болез
ни. В детстве и юности она была самым веселым и жиз
нерадостным созданием, какое только можно себе пред
ставить, но и ей свойственны были те капризы и неров
ности характера, которые проявились потом у сына.
После рождения Саши, когда она отдохнула в родной
семье от тяжелых впечатлений разлуки с мужем и зажи-
* В полную меру ( лат. ) .
62
ла эта р а н а , — хотя и болезненная, но не очень глубо
к а я , — она опять расцвела и из той печальной и робкой
женщины, которой стала она за два года жизни с му
жем, опять превратилась в веселое и жизнерадостное су
щество, напоминавшее скорее молодую девушку, чем
женщину и мать, испытавшую столько горя. Когда вы
шла замуж наша вторая сестра Софья Андреевна и яви
лись на свет ее двое детей, будущие товарищи Сашиных
игр, она была их любимицей и, сама нежно любя их,
умела их забавлять, как никто. Вообще ее живость и
остроумие оживляли всякое общество. Саша был не так
экспансивен, как мать. В этом была между ними суще
ственная разница. У нее была непреодолимая потребность
высказываться, он же таил свои мысли и чувства в себе
или же изливал их в стихах.
Связь между ними была очень сильна. Доказательст
вом этому служат те груды писем к матери, которые до
ставляют мне столь драгоценный материал 2. Эту связь
поддерживала и общность натур, и близость матери к
сыну. До девяти лет он жил всегда в одной комнате с
нею. Важно было и то, что Саша рос без отца. Наша
семья помогала его матери в заботах о нем, но воспиты
вала она его сама, как хотела. Я уже говорила, что вос
питывать Сашу было очень трудно. Сестра моя делала,
что могла. Педагогические приемы были ей чужды. К са
мим педагогам относилась она очень скептически, считая
их в большинстве случаев педантами и тупицами. Она
говорила не раз, что воспитывает человека только извест
ная атмосфера, а не дисциплинарные приемы и нраво
учения. Когда Саша был еще мальчиком, она подпала
под влияние сестры Софьи Андреевны, женщины очень
цельной, с твердым характером и принципами и самыми
определенными взглядами на жизнь. В это время Алек
сандра Андреевна старалась воспитывать Сашу, влияя на
его характер и поведение обычными приемами, но чем
дальше, тем больше убеждалась в том, что к Саше эти
приемы неприменимы. Сделать из него благонравного
мальчика было невозможно. Он был хороший мальчик,
даже очень хороший, но уж никак не благонравный.
Он никогда не обижал младших братьев даже в пу
стяках, не затевал никаких злостных шалостей, не
лгал, не наушничал, никогда не был груб, но капризы,
непослушание, безудержность были ему очень свойст¬