Александр Грин. Зябкое сердце
Шрифт:
«Очень скучаю по тебе, очень люблю тебя. Помнишь, однажды ты водила меня на мол, убегающий в море, близ горы Аю-Даг? Мы еще говорили тогда о холодной душе Крыма, и ты сравнила ее со своей душой, со своим сердцем. А я возразил: у тебя душа не холодная, а зябкая. Она всё время мерзнет, ей всё время нужны сухие дрова. Ведь я именно это говорил, верно? Так вот, кое-что изменилось. Мне очень хотелось отогреть тебя, и в конце концов я сам стал зябнуть в те дни и часы, когда не мог делать это. Согревая тебя, пришелица
Второе пришло дней через семь после первого:
«Я так скучаю по тебе, я так люблю тебя! Рад был бы вернуться на Землю поскорее - дела мои большей частью завершены, и мне нескоро потребуется вновь лететь на Марс. К несчастью, возвращение мое откладывается. Я подцепил какую-то местную хворь. Ничего серьезного, однако экспедиционный врач велел, для проформы, полежать в карантине с недельку. И теперь эскулапы международного госпиталя «Каперна» тратят на меня время, более необходимое для настоящих больных. Подожди еще чуть-чуть. Как только медики отпустят твоего сказочника, он без промедления явится к тебе».
Она взошла на борт межпланетного лайнера «Секрет» с одной мыслью: «Господи, сколько же он там валяется? Господи, помоги ему!»
– Послушайте, от нас мало что зависит... Что мы можем? В лучшем случае, гасить некоторые симптомы. Таких бактерий нет на Земле. Раньше, может быть, и были, но сейчас уже нет. И у нас, конечно, нет опыта борьбы с ними. Марсианской медицине, по большому счету, всего несколько лет... И я даже не представляю себе...
– Доктор, у него есть шанс?
– Я не знаю! У меня двое с переломами, один с белой горячкой, один с честным добрым земным гастроэнтеритом, сорок два с марсианской лихорадкой и один - с синдромом манускрипта. Я отлично представляю себе, как поставить на ноги четверых из сорока семи. А вот насчет остальных...
– Так это называется «синдром манускрипта»?
– Да, профессиональная болезнь полевых археографов на Марсе. На старушке-Земле таким способом можно в худшем случае лишить себя зрения, а тут... тут совсем другое дело.
– Профессиональная болезнь? Значит, уже были случаи...
Молоденький доктор, вчерашний студент пензенского мединститута, до смерти уставший, с синевой под глазами, с мощным стимулятором в артериях, только бы не уснуть, только бы не уснуть... сообразил, до какой степени он проговорился. Дальше следовала двухходовка, после которой ему угрожал мат.
– Были. А как же! У всех одно и то же: не надев перчаток, взялся листать рукопись эпохи Дон или эпохи Лом, кто их разберет, и... машинально потер уставшие глаза.
Доктор
– Сколько было таких случаев? Чем закончилось?
Шах.
Он вяло попытался сопротивляться:
– Ну... в сущности, это чисто медицинская проблема... тут есть масса аспектов, которые следует учиты...
– Сколько, - она повысила голос первый раз в жизни, - и чем закончилось?
Доктор сдался.
– Сергей Антонов - четвертый. До него у нас было три летальных исхода. Но...
– Он будет жить еще...
– У нее не хватало сил договорить вопрос до конца.
Доктор отвернулся.
– Сутки?
– Н ну... я...
– Меньше?
– Если судить по тому, как протекала болезнь у остальных трех, то... да какого ляда... Хорошо, пожалуйста: ему остался час. Если повезет - час. Температура во всем организме стремительно понижается, дыхания почти нет, пульс нитевидный. И... в сознание он уже не придет.
– Что его может спасти? Какое-нибудь дорогое лекарство? Запредельно дорогое? Операция? У меня есть счет, и я... могу...
Доктор покачал головой.
– Что? Почему? Вы знаете, как мне трудно было сюда добраться?! Почему вы не способны... Да не может быть, чтобы не было средства!
Доктор достал платочек, вытер пот со лба, взял ее за руку и повел по коридору.
– Я не чудотворец. Пойдемте. Проститесь с ним.
У сказочника было изжелта-серое лицо. Такой цвет принимает в августе трава, высушенная свирепым зноем.
Что они тут с ним сделали!
Не мертвый лед, а настоящий живой ужас игриво пробовал когтем ее сердце: твердое? не очень? Да почему же ее сказочник теперь - кожа да кости?! Она выпалила:
– Его не кормят?
– Не выдумывайте. Кормили бы исправно, как всех пациентов, если бы он еще сохранил способность принимать пищу традиционным способом.
Ольга беспомощно огляделась.
– Я... мне надо...
Врач, ни слова не говоря, вышел.
Она склонилась над умирающим сказочником. Помедлила и поцеловала его в глаза, а потом в губы. Это был их первый поцелуй.
В нем почти не осталось тепла. Ольга взяла его ладонь, стиснула - никакого ответа. Пальцы почти ледяные.
Она помолилась Богородице. Мать говорила: «Богородица тепла и скоро помогает...»
Что теперь? Расплакаться? Слёзы не идут. Потом, может быть, они полезут в глаза нежданными и незваными гостями, но сейчас их нет.
Несколько мгновений она колебалась, не зная, как поступить. Затем, повинуясь безотчетному желанию, выключила свет и начала рассказывать сказку. Если он способен хотя бы слышать, хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть слышать, то получит тот единственный подарок, который она еще может ему преподнести.