Александр и Алестрия
Шрифт:
Персия, бескрайняя и неизвестная, стала той самой угаданной мечтой, тем вызовом себе, которого жаждала моя душа. Неотвязная мысль о Персии обещала положить конец моим страданиям.
Честолюбивые планы пьянили воображение, облегчали мне жизнь. Выбора не было: в долгой беззвездной ночи Александр станет летучей звездой. Он будет сверкать. Проживет короткую, но яркую жизнь.
Олимпия то и дело заговаривала со мной о женитьбе. От своих людей я знал, что она подыскивает мне невесту в семьях македонской знати. Ее мечта о супружеском счастье сына и желание стать бабушкой делали атмосферу во дворце невыносимой. Чтобы уклониться, я напоминал
Я срывался на крик:
— Женщина, ты подарила мне любовь, но эта любовь вскормила чудовище. Я не хочу жениться! Мне не нужна жена, которая будет похожа на тебя! Я не желаю детей, которым смогу причинять боль!
Она опустила голову и ничего не сказала.
Я схватил ее за плечи и дал выход гневу:
— Взгляни на меня, я не тот, кого ты любишь! Я не бог. Я разрушаю города из одного только желания превзойти жестокостью Филиппа, совершить больше преступных деяний, чем совершил он! Я отрубал головы детям, вспарывал животы женщинам, сжигал мужчин, которые ничем меня не оскорбили! О, Олимпия, ты произвела на свет тирана!
Она сжала меня в объятиях и заплакала.
— Дай мне ребенка, — прошептала она. — А потом уходи и не возвращайся! Я воспитаю из твоего сына справедливого, доброго, милосердного и мудрого государя…
Речи матери растопили мое сердце. Мы лили слезы, оплакивая наши загубленные жизни. Наступила ночь. Олимпия пела мне колыбельные, и я уснул, положив голову ей на живот, как часто поступал в детстве.
Женщины сильнее мужчин. Даже Филипп в пьяном угаре никогда не осмеливался ударить Олимпию. Разве мог я противиться ее воле? Я снова ускакал из Пеллы, оставив на мать дворцовые интриги и заботы о власти. Но ее письма догоняем меня и за горами. Ее голос заглушал грохот войны, манил вернуться в покои с окнами на апельсиновую рощу и фонтаны. Я отвечал, и наши диалоги напоминали бабочек, что порхают над усеянными трупами полями сражений. Мы были связаны той незримой цепью, что навек соединяет мужчину и женщину. После смерти Филиппа я стал ее неустрашимым воином, ее внутренним огнем, силой, способной завоевать мир. Она была моей семьей. Она хранила ключ от моей казны и железной рукой правила Пеллой. Я воевал на переднем крае, она усмиряла тылы. Я грабил, она подсчитывала добычу. Я убивал, она залечивала раны.
Как бороться с женщиной, вынесшей страдание, принявшей насилие, пережившей жестокость? Во дворце существовала узкая комната с алтарем, на котором стояли черные кристаллы. Когда моя мать закрывалась там, никто — даже Филипп! — не осмеливался нарушить ее уединение. Олимпии было ведомо обо мне все, я же знал, что она родилась в горной стране, где люди одеваются в черное и продают на базарах скорпионов, змей, пауков и камни, которые наделены магической силой и способны навести порчу на человека. Месть для мужчин ее племени была таким же занятием, как пение и танец для других людей. Женщины, издревле посвященные Дионису, получили от него дар укрощать воителей.
Приготовления военного похода против персов начались много лет назад. Филипп перестроил военные порядки наших армий, поставив лучников перед фалангами, а копьеносцев — перед кавалерией, так что строй каре легко превращался в дугообразный. Боги посылали нам богатый урожай, амбары ломились от зерна. Завоеванные греческие города возвращали себе утраченное достоинство, они были готовы объединиться, стоило заговорить о войне с персами. Олимпия заводила любовников. Она правила, держась в тени, за их спинами. Интриги одних спасали от козней
Я приучил солдат Филиппа к еще более суровой дисциплине. Я изучал карты дорог, собирая полезные сведения. Мне были известны имена влиятельных сановников и евнухов. Я знал все родинки фаворитки Великого Царя Дария. Знание парализует действие. Чем больше я узнавал, тем меньше знал об этой в тысячу раз более могущественной, чем наша, империи. Дни проходили за днями, а я так и не мог ни на что решиться. Олимпия ускорила мой отъезд.
Мать понимала, что не сумеет меня удержать, и день и ночь твердила о женитьбе. Я приходил в бешенство от ее поучений. Печальный взгляд и молчание обезоруживали. Она делала мою жизнь невыносимой.
Однажды вечером я увидел во сне мою царицу. Она обитала в храме, выстроенном на вершине сканы. На ступенях, за спиной царицы, стояли девушки в белых одеяниях, ее же платье было огненного цвета, шею украшало ожерелье из византийского золота и ярко-красных жемчужин, привезенных из неизвестной далекой страны. Царица протягивала руки к небу, и стройный хор голосов возносил хвалу чужому богу.
Когда я проснулся, восхищение сменилось сомнением. Платон учил, что каждый человек есть часть небесной сущности, разбивающейся надвое в момент низвержения на землю и обреченной искать там свою половину. Так начинается поиск любви. Эта принцесса была предназначена мне свыше, как я был предназначен ей. Где, в каком краю стояла та скала? Знала принцесса или нет, что я живу на свете, что я видел ее, что полюбил, не успев узнать? Ждала ли она меня? Видела ли? Мечтала ли обо мне или совершит ошибку и воссоединится с другой, чужой душой?
Я объявил Олимпии, что мой отъезд — дело решенное. Ее глаза подернулись слезами.
— Никому не под силу противостоять империи варваров, — тихо сказала она. — Наши воины уподобятся каплям воды, упавшим на песчаный берег. Всех поглотит бездна.
Не ради победы бросал я вызов опасности! Не желая обсуждать это с матерью, я устало возразил:
— Отец потерпел поражение, я должен продолжить его дело.
— Твой отец ничего не проиграл. Филипп был мудрым правителем. Он внял предупреждению Зевса и сумел избежать несчастья.
Я разгневался, услышав, как Олимпия воздает должное отцу, и повысил голос:
— Я не из тех, кто слушается голоса рассудка. Я пойду дальше — туда, где когда-то погиб мой предок Ахилл. Филипп не стал избранником Олимпа, не ему суждено было добыть славу богам. Я — Избранник! Я — сын Аполлона, Артемида стала моей повитухой и в ночь, когда я родился, оставила гореть свой храм. Не пытайся лишить меня мужества, я взойду на стены Вавилона.
— Ты хочешь бросить вызов чужим богам, только бы не управлять своей страной, — зло бросила она. — Я никогда не могла остановить твоего отца, не сумею переубедить и тебя. Я тебя потеряю. Твое сердце забудет меня, и я умру в одиночестве…
Я вздохнул:
— Ты довольно интриговала, пытаясь удержать меня во дворце. Осуши слезы, тебе приказывает твой царь. Родиться женой и матерью воина — печальный удел. Но будь достойна своего имени. Отпусти меня.
Олимпия замолчала. Она знала, что все предопределено.
Я сделал так, что оракул Аполлона произнес благоприятное пророчество. Совет выслушал речи «за» и «против». Возлюбленные моей юности, мои вечные спутники Гефестион, Пердикка, Кассандр, Кратерос и Лисимах дали клятву вечной верности на крови — их не волновали слухи о том, что Александр жаждет доказать миру свою мужественность. Выполняя условия Коринфского договора, греческие города прислали нам самых храбрых воинов.