Александр I и Наполеон
Шрифт:
Между тем при беспристрастном взгляде на документы 3-й и 4-й коалиций (как, впрочем, и обеих предыдущих и всех последующих) видно, что гуманная фразеология в них — лишь для прикрытия истинных целей, а они сводились к двум основным направлениям: 1) территориальное расширение, захват и грабеж новых земель как минимум и господство в Европе как максимум; 2) сохранение уцелевших на континенте феодальных режимов и восстановление свергнутых Французской революцией и Наполеоном.
В русско-английской, русско-австрийской и русско-прусских (Потсдамской и Бартенштейнской) декларациях 1804–1807 гг. уже был набросан эскиз той программы раздела Европы, которую в 1815 г. узаконит Венский конгресс: Австрии — «вознаграждение по мере успеха оружия», включая Тироль, Зальцбург, Пассау, Берхтесгаден; Пруссии — возвращение территорий, потерянных в войнах с Францией, и «округление» ее границ, «смотря по обстоятельствам»;
Александр I в декларациях о многом из своих притязаний умалчивал, чтобы не рассориться с партнерами по коалициям и не отпугнуть их от себя, но, как явствует из переписки царя с его министрами, советниками и послами, он в 1805–1807 и последующих годах планировал захват Константинополя, Польши, Финляндии, раздел Германии — между Россией, Пруссией и Австрией — с передачей львиной доли России.
Вместе с тем коалиционные державы провозгласили как один из краеугольных принципов своей внешней политики «восстановление свергнутых государей в их прежних владениях» и. «поддержание законных правительств, которые до сего времени избежали косы революции». Этот принцип налицо и в инструкциях Александра I его послам в Париже, Лондоне, Вене, Берлине, и в союзных договорах 1804–1807 гг. между Россией, Англией, Австрией и Пруссией, что опровергает мнение А.З. Манфреда, будто «третья коалиция сняла реставраторские лозунги».
Александр I при всех его поверхностно-лагарповских увлечениях оказался самым пылким среди коалиционеров рыцарем принципа легитимизма. Он убежденно считал Наполеона «исчадием» и «злым гением» революции и на этом строил свое отношение к политике Франции. Еще летом 1801 г. Александр предостерегал своего посла в Париже А.И. Моркова от недооценки «всех бичей революции, которые они (французы. — Н.Т.) приносят с собою», а с весны 1804 г. все более утверждался в мысли, которую Ф.В. Ростопчин сформулировал так: «Революция — пожар, французы — головешки, а Бонапарт — кочерга».
Именно Александр I больше чем кто-либо заботился о французских контрреволюционерах. Их патриарха, будущего Людовика XVIII, приглашенного на житье, а потом выдворенного из России Павлом I, Александр вновь приютил у себя в Митаве и содержал его с придворным штатом из 80 человек за счет россиян. Никогда раньше не подвизалось на русской службе столько зубров бежавшей из Франции роялистской знати, как при Александре: герцоги В.Ф. Брольо, А.Э. Ришелье, М. Лаваль де Монморанси, А.Ж. Полиньяк, маркизы И.И. Траверсе и Ж. д'Отишан, графы Э. д'Антрэг, М.Г. Шуазель-Гуфье, К.О. Ламберт, А.Ф. Ланжерон, Л.П. Рошешуар, Э.Ф. Сен-При и десятки других, менее крупных. К ним надо приплюсовать и сонмище титулованных старорежимных кондотьеров из других стран, как то: герцоги Брауншвейгский, Вюртембергский, Мекленбургский, Ольденбургский, маркиз Ф.О. Паулуччи, графы Г.М. Армфельд, Ж. де Местр, А.Ф. Мишо де Боретур, К.О. Поццо ди Борго, бароны К.Л. Фуль, Г.Ф. Штейн, Ф.Ф. Винценгероде, Л.Ю. Вольцоген и многие другие. Даже адъютантом у казачьего атамана М.И, Платова служил принц Гессенский. Рядовым же от роялистской эмиграции в России не было и числа.
Легитимистское (антибуржуазное, реставраторское) направление внешней политики царизма и его партнеров по 3-й и 4-й коалициям было менее важным, чем антинаполеоновское. Но недооценивать его — значит принимать тактический ход Александра I, порицавшего на словах злоупотребления «прежнего порядка вещей», за стратегическую линию и вообще терять из виду за фразеологией коалиционеров их цели. Главное же, антинаполеоновское направление включало в себя, как мы видели, отнюдь не только отпор («сопротивление», по терминологии А.Л. Нарочницкого) агрессии и грабежу со стороны Наполеона, но также — и агрессию, и грабеж со стороны коалиционеров.
Советские историки защищают политику антинаполеоновских коалиций, опираясь методологически на хрестоматийный тезис В.И. Ленина: «Когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных жизнеспособных национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие, в свою очередь, национально-освободительные войны против империализма Наполеона». Отсюда историки, мыслящие по-«марксистско-ленински», умозаключают, что все войны против Наполеона справедливы. При этом игнорируются и разъяснения самого Ленина («войны — вещь архипестрая, разнообразная, сложная», к которой «с общим шаблоном подходить нельзя»), и глубокое, подлинно научное суждение К, Маркса: «Всем войнам за независимость, которые велись против Франции, свойственно сочетание духа возрождения с духом реакционности».
Между тем творчески мыслящим историкам, будь они даже правоверными марксистами-ленинцами, нетрудно понять, что если такие войны, как 1808–1814 гг. со стороны Испании или 1812 г. со стороны России, были национально-освободительными (с решающим преобладанием «духа возрождения» над «духом реакционности»), то коалиционные войны 1805–1807 гг. — грабительскими с обеих сторон при явном преобладании в политике коалиций «духа реакционности» над «духом возрождения».
Начиная войну 1805 г., Александр I призвал русские войска «потщиться возвысить еще более приобретенную и поддержанную ими славу» [56] , но не объяснил, во имя чего. Оно и понятно. Ни русскому, ни французскому, ни другим народам Европы войны 1805–1807 гг. не были нужны. Эти войны вели правительства, используя свои народы как «пушечное мясо» и как орудие для порабощения других народов. Диалектика истории такова, что действия каждой стороны в этих разбойничьих войнах имели объективно и прогрессивные последствия: коалиции противоборствовали гегемонизму Наполеона, а Наполеон разрушал феодальные устои Европы. В целом же войны 1805–1807 гг. в Европе — это примеры такого рода войн, когда несколько разбойников послабее объединяются и нападают на разбойника посильнее, тоже изготовившегося к нападению, чтобы переделать границы и режимы разбойных владений по усмотрению победителя.
56
ГА РФ. Ф. 679. Oп. 1. Д. 105. Л. 69.
Пока 3-я коалиция собиралась с силами, Наполеон, не отвлекаясь от внутренних дел, продолжал, с одной стороны, готовить десант против Англии, а с другой стороны, по выражению Е.В. Тарле, «действовать так, как если бы кроме него в Европе никого не было. Захотел присоединить Пьемонт — и присоединил; захотел присоединить Геную и Лукку — и присоединил; захотел объявить себя королем Италии и короноваться в Милане — и короновался (28 мая 1805 г.); захотел отдать целый ряд мелких германских земель своим германским же вассалам (вроде Баварии) — и отдал». При этом он еще хвастался тем, что-де расчищал в присоединенных землях авгиевы конюшни средневековья и вводил там свой кодекс, даруя этим землям цивилизованное право. То, что он нес чужим народам действительно цивилизованные законы на штыках своих солдат, его никогда не смущало.
3 августа 1805 г. Наполеон прибыл в Булонский лагерь и лично возглавил подготовку десанта для вторжения на Британские острова. Вторжение планировалось на ближайшие недели. Уже был близок сезон туманов, и Наполеон говорил, что ему теперь будет достаточно одного туманного дня. Он вызвал из Средиземного моря эскадру адмирала П. Вильнева, чтобы она присоединилась к ламаншской эскадре и вместе с ней обеспечила высадку десанта. Почти 120 тыс. лучших французских солдат были готовы к высадке со дня на день. Ими командовали первоклассные генералы, которых Наполеон, став императором, произвел в ранг маршалов: Ж. Ланн, Л.Н. Даву, Ж.Б. Бернадот, М. Ней, И. Мюрат, Ж.Б. Бессьер, Н. Сульт. Это и была La Grande Armee — «Великая армия» (а не «Большая», как часто у нас переводят), — впервые названная так именно тогда, в Булонском лагере, «по чрезвычайной значимости кадрового состава» [57] .
57
Napoleon Bonaparte. Oeuvres litteraires et ecrits militaires. P., 1968. V. 3. P. 259.
Все население Англии жило в страхе перед угрозой французского вторжения. Британский кабинет был в панике. Он учредил в Дувре наблюдательный пост, с которого впередсмотрящий круглосуточно взирал на французский берег, чтобы выстрелить из пушки, как только увидит приближающегося Наполеона.
В этот критический для Англии момент начали военные действия ее континентальные союзники. Первой открыла кампанию 80-тысячная австрийская армия фельдмаршала К. Мака, вторгнувшаяся в Баварию. На соединение с ней спешили две русские армии по 50 тыс. человек в каждой: 1-й командовал генерал от инфантерии М.И. Кутузов, 2-й — генерал от инфантерии Ф.Ф. Буксгевден. Александр I, не полагавшийся на своих генералов, решил пригласить из США генерала Ж.В. Моро. Царь при этом ссылался на пример Петра Великого, который перед вторжением в Россию Карла XII приглашал командовать русскими войсками знаменитого английского полководца герцога Д. Мальборо. Однако, прежде чем посланец Александра договорился с Моро, русско-австрийские войска были разбиты при Аустерлице.