Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).
Шрифт:
«Император Наполеон, – сказал он мне, – определенно желает сохранить узы, которые связывают его с Англией. По необходимости ему приходится в сношениях с ней быть крайне осторожным. Он будет вам крайне обязан, если во время переговоров вы будете иметь это в виду. Если возникнут трудности, то для их преодоления он остановится на таких способах, которые, по его мнению, окажутся наиболее для этой цели пригодными, действуя притом с чрезвычайной осторожностью и никого не задевая. Поставив себе задачу добиться примирения, он ее выполнит без всякого сомнения с большим тактом и искусством. Вы можете быть в этом уверены». […]
Из сообщения Бруннова следовало, что французская дипломатия на конгрессе будет
На исходе четверга, 21 февраля в Париж в сопровождении внушительной свиты прибыл первый российский уполномоченный генерал-адъютант А.Ф. Орлов [65] .
Уже на следующий день он был приглашен к графу Валевскому, который сообщил ему о назначенной на 23 февраля аудиенции у императора Наполеона, пожелавшего по ее окончании побеседовать с Орловым с глазу на глаз. Об этой первой встрече с Наполеоном Алексей Федорович подробно сообщил графу Нессельроде в депеше от 2 марта [66] .
65
Приезд в Париж графа Орлова произвел там сенсацию. Газеты откликнулись на это серией публикаций о его жизни, об участии в войне против Наполеона, о пребывании в Париже весной 1814 г. в составе русской армии, о дружбе с покойным императором Николаем. Журналисты не преминули напомнить читателям, что граф Орлов более десяти лет возглавляет тайную полицию Российской империи и является одним из самых доверенных лиц молодого царя Александра. Литографированные портреты и цветные лубочные изображения генерала Орлова выставлялись в витринах книжных лавок и газетных киосков. Одним словом, он стал парижской знаменитостью. Ни один из участников мирного конгресса не удостоился такого внимания прессы, как генерал Орлов.
66
Красный архив. 1936. № 2 (75). С. 27–30.
Из депеши Орлова:
[…] В субботу, в два часа, я отправился в Тюильри. Высшие придворные чины, принимая меня, выказали большую предупредительность. Они меня тотчас провели к императору.
Его Величество чрезвычайно милостиво принял меня. В кратких словах я изложил ему мнение нашего августейшего государя относительно достижения умиротворения, чего так страстно жаждет вся Европа. Я ему сказал, что император искренне разделяет выраженное ему желание объединенными усилиями содействовать установлению добрых отношений между обоими кабинетами и укреплению симпатий, существующих между двумя великими нациями, судьбы которых провидение вручило попечению их монархов. В заключение я сказал, что наш августейший государь надеется, что надежный и почетный мир, заключенный между обеими империями, будет содействовать установлению дружественных отношений между обоими государями.
Император Наполеон сказал, что он разделяет эту надежду и желает ее осуществления, затем отпустил свою свиту и пригласил меня последовать за ним в его кабинет.
Его Величество, милостиво предложив мне сесть, сел сам и тотчас же приступил к политической беседе.
Уверенный в том, что откровенность и прямота моих речей будет наилучшим способом произвести на него должное впечатление, я начал с заявления, что изложу ему сейчас без всяких умолчаний, уклонений и тонкостей истинное положение вещей
67
Орлов четко изложил Наполеону три основные позиции России: устье Дуная должно остаться свободным и открытым для торговли всех государств, для чего Россия и Турция договорятся о разрушении имеющихся в этом районе своих укреплений; Черное море будет объявлено нейтральным; пограничная линия между Молдавией и Бессарабией будет установлена лишь после детального обсуждения и с общего согласия.
Такое доверие поразило его. Сказав мне по этому поводу несколько лестных слов, он перевел наш разговор на совершенно новую тему.
Он выразил мне те чувства преклонения и уважения, которые он питает к памяти покойного государя, говоря, что несмотря на возникшие между ними разногласия в вопросах политики, он продолжает глубоко и искренне скорбеть о смерти такого великого государя.
Продолжая беседу в тоне все большего доверия и благожелательности, он после минуты раздумья сказал:
«Мне хотелось бы знать ваше мнение о Венском трактате [1815 г.]. Обстоятельства внесли в него много изменений. На случай, если бы возник вопрос об его пересмотре, мне хотелось бы знать ваши взгляды на этот предмет».
Я ответил, что вопрос такой важности затрагивает интересы всей европейской политики. К тому же он лежит вне моих полномочий и инструкций, и поэтому я не считаю себя вправе высказывать свой личный взгляд на дело, которое по характеру своему входит в прямую компетенцию кабинетов.
Император возразил: «Но это просто разговор». Затем он сказал следующее: «Эта бедная Италия! Ведь, в самом деле, не может же она оставаться в своем настоящем бедственном положении. Неужели нельзя ничего для нее сделать? Я говорил об этом графу Буолю. Он мне на это ничего не ответил. По-видимому, это ему нежелательно.
Затем, эта бедная Польша, религия которой подвергается преследованию. Разве государь в своем милосердии не мог бы положить конец тем притеснениям, от которых страдает католическая церковь, не мог бы смягчить судьбу многих несчастных, которые на беду свою позволили вовлечь себя в политические ошибки?»
Я ответил:
«Польша пострадала исключительно по своей вине. Ей были предоставлены все возможности для ее полного благополучия. Она ничем не сумела воспользоваться. Поляки потеряли свои политические права, потому что они нарушили свою клятву и не выполнили своих обещаний.
Что же касается свободы вероисповедания, то уже приняты все меры для успокоения их совести в религиозном вопросе. Конкордат, заключенный с св. престолом, подвергается тщательному рассмотрению, так как имеется в виду ввести его в жизнь. С самого своего вступления на трон император Александр шел навстречу надеждам, вызываемым его милосердием. Не смея высказывать мнение о его намерениях, о которых не мне судить, я полагаю, что государь имеет в виду во время своего коронования еще более облегчить наказание, постигшее виновных».
В ответ на эти мои размышления Его Величество повторил мне еще раз свое уверение в том, что моя откровенная речь по поводу происходящих переговоров побудила и его дать со своей стороны доказательства доверия, высказывая мне, как он это только что сделал, свои соображения по некоторым вопросам…
Представляя императорскому кабинету этот краткий отчет, я думаю, что не очень погрешу против истины, утверждая, что мысль о будущем конгрессе, который имел бы своей целью пересмотр статей Венского трактата, серьезно занимает императора, являясь в данное время главным предметом его помышлений.