Александр II, или История трех одиночеств
Шрифт:
А все-таки Александр и Екатерина любили друг друга на удивление, на зависть искренне и самозабвенно. Их чувство даже не всегда укладывалось в обычные рамки, выплескивалось на листы бумаги, переходило в романтические поступки, характерные скорее для «зеленой» молодежи давно прошедших времен, чем для умудренных жизнью людей второй половины XIX века. После революции в октябре 1917 года в кабинете императора нашли альбом эротических рисунков профессиональных по форме и весьма смелых по содержанию, сделанных Александром Николаевичем. Моделью для этих рисунков послужила Екатерина Михайловна Долгорукая-Юрьевская. В свою очередь, накануне погребения останков императора в Петропавловском соборе княгиня остригла свои роскошные волосы и положила их в гроб супруга.
А тем временем в Ницце
Вернемся теперь к тому, о чем пообещали поговорить немного ранее. Одним из любимейших занятий историков и вообще людей думающих являются размышления об альтернативности исторического процесса, о том, что было бы, если бы осуществилось возможное, а не свершившееся. По мнению многих ученых (которые, уверен, втайне, для себя занимаются тем же), подобное занятие отдает шарлатанством, то есть не имеет с наукой ничего общего. В истории нет сослагательного наклонения. Действительно, что значит «возможное»? Занимаясь им, можно было бы легко переиначить чуть не все события российского XIX (и не только XIX) века. Но и отвергать с порога мысли об альтернативности исторического процесса нет никакого резона.
Во-первых, нельзя же закрывать глаза на очевидное – многое действительно могло произойти по-другому, и причины возможного, но не происшедшего важны не менее чем реально свершившиеся события. Думать иначе значит считать, что «история учит только тому, что она ничему не учит». Во-вторых, иногда обстоятельства складываются таким образом, что рассмотрение альтернативных вариантов событий углубляет наше знание о случившемся. Особенно это верно, когда речь заходит не о процессах, явлениях или событиях государственной важности, а о жизни любого из людей, будь то император или последний из его подданных. Рассмотрение тех или иных – не только возможных – вариантов их бытия позволяет явственно ощутить и глубже оценить достоинства и недостатки интересующего нас человека, увидеть его с неожиданной стороны, отделить грехи от добродетелей (а ведь грань между ними подчас необычайно тонка). В конце концов, просто любопытно представить себе, что могло случиться, если бы человеку удалось осуществить то, о чем он постоянно говорил и мечтал.
Памятуя об этом и возвращаясь к нашему герою, думается, небезынтересно, более того полезно, осветить воображаемую тему: Александр II оставляет трон и уезжает с новой семьей на постоянное жительство в Ниццу. Это ведь действительно было тем, о чем он постоянно мечтал в последние годы жизни. Времени для того, чтобы в полной мере насладиться семейной идиллией и покоем, у него еще могло оказаться предостаточно. Оставив другим государственные заботы, придворные интриги и прочие околотронные стрессы, Александр Николаевич вполне мог дожить до последних лет XIX, а то и начала нового, XX века. Таким образом, хронологически мы никоим образом не погрешим против истины, дело за малым – не погрешить против нее и в фактологическом отношении, не выйти за рамки психологически возможного. Что ж, попробуем понять, что принесло бы заявленное выше развитие событий и России, и самому императору, и его второму семейству.
Что касается империи, то безусловно разрядилась бы напряженность, охватившая и двор, и широкие слои петербургского и московского общества по поводу женитьбы Александра II на Долгорукой-Юрьевской. Напомним, что многие напрямую связывали раскол, усиливавшийся в обществе, с расколом, происшедшим в царствующем доме (и имели на это определенные основания). Говоря шире, превращение Александра Николаевича в частное лицо снимало бы с повестки дня проблему династического кризиса (проблему возможного и весьма острого спора между детьми императора от первого и второго браков). Во всяком случае эта проблема теряла бы свою остроту, становясь по большей части чисто умозрительной.
В связи с этим, думается, изменилось бы и отношение нового императора Александра III ко
Что ж, общение с любимым человеком – это не так уж и мало. Французский курорт, вероятно, напомнил бы Александру Николаевичу и его супруге август 1880 года, впервые проведенный ими вместе в Ливадии. Тогда они часами сидели на веранде, глядя, как играют дети, любуясь природой, и ощущали особое чувство покоя рядом с набегавшими на берег морскими волнами. А вечерами их завораживало необыкновенное черно-бархатное небо с яркими звездами, ниспосылавшее нашему герою не просто покой, но и огромное и безмятежное счастье, которого он был лишен долгие десятилетия. Подобные чувства могли сопутствовать Александру и Екатерине достаточно долгое время. Ведь они искренне любили друг друга, их союз принес им троих детей, которые, подрастая, радовали бы родителей, наполняя их жизнь новыми заботами. В общем, как заметил писатель, знавший о людях все или почти все: «Все счастливые семьи похожи друг на друга...»
Возможен был такой вариант событий? А почему бы и нет? Как уже не раз отмечалось, любовь и уважение Александра и Екатерины друг к другу сомнений не вызывают. Наличие сына и двух дочерей потребовало бы от родителей забот об их образовании, причем Георгий скорее всего должен был бы получить и университетский диплом. Далее начались бы хлопоты о женитьбе и замужествах детей, тем более сложные, что дети были, хоть и внебрачные, но признанные родителем-императором, то есть требующие какой-то особой партии. А может быть, сын и дочери, вдохновленные примером родителей, не стали бы перебирать женихов и невест, принадлежавших к европейским дворам, а доверившись чувствам, ценили бы прежде всего личное счастье, а не родовитость своих будущих жен и мужей. А дальше – старость, окруженная заботой детей и внуков, мысли о мемуарах, письма родным в Россию, беседы с соотечественниками, приехавшими на юг Франции. «Все счастливые семьи...»
К сожалению, не менее возможен и иной вариант развития событий. Начать его рассмотрение следует не с возрастной разницы между Александром и Екатериной (об этом чуть позже), а с некоего психологического момента, который после того, как они стали частными лицами, должен был буквально отталкивать их друг от друга. Для того чтобы понять суть этой психологической коллизии, попробуем ответить на вопрос, кто из двух наших героев больше проиграл бы от потери ими официального статуса? Формально Александр Николаевич, ведь он, как-никак, занимал престол и ему действительно было что терять. На самом же деле – Екатерина Михайловна, которой так и не довелось разделить российский престол с мужем.
За свои шестьдесят два года Александр Романов побывал в ролях великого князя, наследника престола, а затем двадцать пять лет правил огромной страной. Он в полной мере вкусил и прелести, и тяготы власти, пройдя с империей унижение Парижского мира, бурный водоворот реформ 1860 – 1870-х годов, радость и разочарование в связи с освобождением балканских народов от турецкого ига, горечь и растерянность от атак террористов. Александр II знал точную цену любви народа, уважения общества к императору, преклонения перед ним двора. За долгие годы власти ему приелись блеск балов, размеренная величавость официальных приемов, полуорганизованный, полуискренний восторг народа при встречах со своим вождем.