Александр II
Шрифт:
– Но условия промёрзшего грунта, полковник!
– Верно, ваше превосходительство. Постараемся использовать подручные средства, телеги, брёвна, хворост, снеговые завалы.
– Только не отступление, – решительно высказывались другие.
– Хорошо, подождём ещё сутки.
– Николай Иванович, пошлите предписание в Казанлык предпринять наступление на оборону Вессель-паши по левому флангу, – попросил генерал Крок.
Турки начали утро орудийным обстрелом по засевшим стрелковым батальонам. Пушки били с курганов близким прицелом,
Генерал Крок поднял стрелков:
– Либо сейчас, либо никогда!
Удар был неожиданным, турки попятились. Откуда русские обрели силы? Накануне офицеры и муллы утверждали, что гяуры истощены и таборам предстоит сделать лишь небольшой нажим.
А батальоны наседали. Дрогнули османы, побежали. Стрелки прорвались к Секиричеву и, захватив несколько редутов и траншей, закрепились…
Весь день не стихали бои с запада и востока от Шипки и Шейново. Войска генерала Скобелева и Святополк-Мирского завершали окружение армии Вессель-паши, а от Шипкинского перевала вниз от деревни Шипки уже начали спуск орловцы и житомирцы, подольцы и другие полки, выдержавшие жестокие сражения и лютое, морозное «шипкинское сидение».
У Шейново турки отходили к Косматке. Вессель-паша объявил о сдаче…
Изрытая траншеями, ходами сообщений, землянками, погребами с пороховыми и продовольственными запасами, Лысая гора напоминала покрытое язвами лицо человека. На самой её вершине батарея крупповских орудий жерлами направлена на перевальную дорогу.
Гора перенаселена так плотно, что напоминала Столетову восточный базар.
Парламентёры российской армии поднимались по крутой тропе под злобными взглядами турок. То и дело раздавались угрожающие выкрики. Толпу в красных фесках сдерживали посланные со Столетовым пленные офицеры.
Впереди Николая Григорьевича идут поручик Узунов с белым флагом, сделанным наспех из льняного полотенца, расшитого петухами, и унтер-офицер с сигнальной трубой.
Генерал внешне спокоен. Он думает о том, какие беды причинила защитникам перевала и эта батарея, и эти турецкие солдаты. Дай им сейчас волю, с какой радостью они люто казнят Столетова и его спутников…
Ещё одна мысль не покидала Николая Григорьевича. А вдруг Хаджи-Осман-паша откажется сложить оружие? Сколько же поляжет русских солдат при штурме Лысой горы! Ведь под командой Хаджи-Османа две бригады, почти десять тысяч солдат и офицеров…
– Стоян Андреевич, – позвал Столетов поручика Узунова, – капитан Николов говорил, у вас в Систово невеста?
Поручик замедлил шаг, почувствовал, что краснеет.
– Ваше превосходительство, капитан Николов сказал правду, но я ещё не получил согласия графини Росицы.
– Когда мы возвратимся в ополчение, я предоставлю вам отпуск для поездки в Систово.
– Благодарю, ваше превосходительство.
Стоян хотел сказать о том, что он обязан побывать и на родине Асена. Там должны знать, как погиб их земляк.
Шагавшие впереди турецкие офицеры вдруг остановились, вытянулись. Перед ними стоял худой, одетый в генеральскую форму, совсем не старый турок с ястребиным носом и лицом, наполовину заросшим смоляной бородой. Его зоркие глаза пронзительно смотрели на русского генерала. И ещё Стоян заметил, что русских парламентёров окружает плотная стена турок с гневными лицами, готовых по первому знаку броситься на них.
– Передайте, – сказал Столетов, – я уполномочен генералом Скобелевым предложить вам условия почётной капитуляции.
Дождался, пока сопровождавший их турецкий офицер перевёл.
Хаджи-Осман ответил хмуро.
– Ваши условия не принимаются, – заговорил переводчик. – Хаджи-Осман-паша готов сопротивляться.
– Но армия Вессель-паши не выдержала нашего натиска, и ему не на кого рассчитывать.
И снова резко заговорил Хаджи-Осман. Офицер переводил:
– Да, Хаджи-Осман-паша знает, что помощи ему неоткуда ожидать, но если русские намерены взять его позиции, он ожидает их.
– Будет много крови, и турецкой, и русской.
– Пусть нас рассудит аллах, но я выполню свой долг.
– Вам приказывает сложить оружие ваш непосредственный начальник, Вессель-паша.
– Я не вижу его предписания.
– Оно при мне, получите.
Столетов передал записку офицеру, тот вручил Хадже-Осману.
Паша прочитал, тяжело поднял голову:
– Подчиняюсь приказу. А это распоряжение я сохраню, чтобы оправдаться перед судом великого султана.
Узнав о капитуляции Вессель-паши, Сулейман мрачно произнёс:
– Так угодно аллаху.
И ни слова, как Шипко-Шейненским отрядом оплатил собственное спасение.
Когда стало ясно, что армия Гурко обошла Араб-Конак и окружает Софию, Сулейман-паша срочно принял решение отвести армию в Татар-Пазарджик, предварительно расчленив её на две группировки. Западная, тридцатипятитысячная, отступила на Радомир и Дубницу, Восточная, состоявшая из войск, оборонявших Араб-Конакский перевал и Златницу, а также таборов Восточно-Дунайской армии, сосредоточилась в Ихтиманских горах.
Получив предписание военного министра Рауф-паши лично возглавить ихтиманскую оборону, Сулейман-паша разразился бранью. Он никогда не считал Рауф-пашу способным военачальником и не скрывал своего к нему неуважения. Приказ обороняться в Ихтиманских горах нарушил план Сулейман-паши. Он рассчитывал сконцентрировать силы у Татар-Пазарджика, отойти к Адрианополю, создав здесь заслон дальнейшему продвижению армии Гурко. Сулейман-паша убеждён: в Ихтиманских горах единой оборонительной системы не построишь, тем более, по данным разведки, Гурко, расчленив свой отряд на четыре колонны, дал задание окружить главные силы Сулейман-паши.