Александр III - богатырь на русском троне
Шрифт:
Вслед за государем ее оставило большинство придворных. Впрочем, существовала и партия императрицы, противостоящая выскочке Долгорукой, паладины заведомо проигранного дела. Было очевидно, что Мария Александровна умирает. Многие придворные именно угасающую императрицу считали опорой царской семьи и всей России. Партии не хватало главы: наследник не хотел даже в этом семейном деле выступать против отца открыто. Это было и исполнение желания матери, учившей детей терпению, и собственная почтительная преданность отцу и императору. Глубоко переживая трагедию больной, униженной в своем женском достоинстве матери, цесаревич в душе сурово осуждал отца. Ни за что он не доставит своей жене таких страданий.
Императрицу поддерживало внимание старшего сына, его непоказная нежность,
Позиция наследника определяла поведение остальных членов дома. Дети не оставляли мать в ее горьком забвении и втайне негодовали. Для них было очевидно намерение отца дождаться смерти матери, чтобы обрести свободу действий, но они не подозревали о его желании жениться на фаворитке.
Однако вовсе не верно считать императрицу эдакой овечкой, покорно ждущей заклания. «Я знаю, — говорила она, — что никогда не поправлюсь, но я довольна тем, что имею и предпочитаю болезнь смерти». И много раз напоминала жене наследника: «Минни, вы должны жить в Зимнем дворце потом». Она хотела, чтобы ее сын занял подобающее ему место и не уступал его детям Долгорукой.
В конце августа 1879 года, истощенная до последней степени, Мария Александровна отдыхала в Киссингене, потом собиралась отправиться в Канн, где надеялась несколько восстановить свои силы. Пользуясь ее отсутствием, царь еще более открыто и свободно проводил время в Крыму с Долгорукой. Фаворитка жила не Бьюк-Сарае, как раньше, а в царском дворце, хотя ее пребывание там скрывалось.
Поездка в Канн оказалась последним вояжем императрицы. Когда она вернулась, все поразились тому, насколько плохо она выглядит. «Бледная, прозрачная, воздушная — в ней, казалось, не осталось ничего земного. Никто не мог без слез взглянуть на нее. Последним высшим усилием воли она пыталась превозмочь телесную немощь», — писала свидетельница последних дней Марии Александровны фрейлина А. А. Толстая. Она «сухо и долго кашляла. Ее смертельный недуг разрастался. Измученная болезнью, она чувствовала, что дни ее сочтены, но не хотела с этим мириться. Ее катали на кресле по комнатам, и несколько раз в день она вдыхала кислород посредством воздушных подушек для облегчения дыхания». Над ее головой раздавался топот маленьких ножек детей ее мужа и его молодой любовницы, а она знала, что обязана жить, чтобы сохранить трон для своих детей и внуков. Казалось, соседство соперницы должно ее убить, а ей оно только придавало силы сопротивляться.
Без лишних слов и огласки цесаревич организовал приезд в Россию сестры Марии, супруги английского принца Альфреда Эдинбургского. Она проводила с матерью много времени, читала ей Евангелие и жития святых. Сыновья постоянно навещали мать, стараясь развлечь ее забавными историями, порадовать маленькими сюрпризами. Но наследник старался, чтобы его заботы о матери не рассматривались обществом как вызов отцу. Несмотря на нравственное падение императора, цесаревич продолжал любить своего Па.
Пришла весна, наступила Пасха. Мария Александровна уже не выходила, но радовалась, что пережила зиму, строила планы на будущее. Она по очереди приглашала к себе своих близких, всем дарила подарки, не забывая ничего, что могло бы их порадовать. Царь приходил ежедневно, но на очень короткое время. Он готовился к переезду с новой семьей на летнее жительство в Царское Село. Все единодушно осуждали его за это, но императрица утверждала, что сама умоляла его уехать в Царское, ведь это так полезно для его здоровья. «Хорошо известный русский врач… говорил своим друзьям, что он, посторонний человек, был возмущен пренебрежением к императрице во время ее болезни. Придворные дамы, кроме двух статс-дам, глубоко преданных своей госпоже, покинули ее, и весь придворный мир, зная, что того требует сам император, заискивал перед Долгорукой».
Мария Александровна часто выражала желание умереть в одиночестве, чтобы не заставлять страдать близких. «Не люблю этих пикников возле смертного одра», — говорила она. Ее желание сбылось. С ней не было никого в ее смертный час: 22 мая 1880 года она скончалась в полном одиночестве.
Свершилось; семья была погружена в горе; государь выражал приличествующие обстоятельствам чувства. Николай, старший сын наследника, тяжело переживал смерть бабушки и старался разобраться, что происходит с любимым дедушкой. «Эта дама нам родственница?» — спросил 11-летний мальчик свою мать, видя особенное отношение царя к Долгорукой и ее детям. Мария Федоровна сочинила какую-то историю про бедную вдову с детьми, которую император пожалел и решил на ней жениться. Но ребенок не поверил и сказал своему гувернеру: «Тут что-то не так, и мне нужно хорошенько поразмыслить, чтобы понять».
Цесаревич страдал особенно глубоко. Он предложил причислить усопшую к лику святых. «Если бы зашла речь о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что знаю, что она была святая», — выразил он желание всех детей покойной императрицы.
Но Александр II не склонен был делать из законной жены святую: он вынашивал совсем другие планы.
Екатерина Долгорукая вовсе не безоговорочно являлась потомком тех самых Долгоруких, которые на протяжении веков вершили судьбы России. Многие утверждали, что ее происхождение восходит даже не к захудалой боковой ветви дома, а просто к семье княжеских однофамильцев[9]. Но император считал свою Катю чистопородной Рюриковной и гордился ее голубой кровью. Приближенные играли на этой чувствительной струнке, и горе тому, кто не проявлял к ней достаточного почтения. Когда цесаревна Мария Федоровна выразила свое недовольство общением ее детей и отпрысков Долгорукой, император резко поставил ее на место: «Попрошу не забывать, что вы лишь первая из моих подданных». Куда девалась его прежняя симпатия к невестке…
Петр Шувалов, где-то назвавший княжну «девчонкой», был назначен послом в Лондон; его придворная карьера закончилась.
Эта девчонка твердо знала, чего хотела. Посвятив жизнь императору, который был старше ее почти на 30 лет, она желала иметь гарантии своего будущего.
Ставший к старости особенно сентиментальным и несколько слезливым, Александр II много говорил о мечте оставить престол и поселиться с милой Катей и детьми где-нибудь на юге Франции; такие разговоры не встречали поддержки у любимой, которая, отдав ему молодость, родив четверых детей, ожидала получить дивиденды на вложенный капитал. Болезнь императрицы внушала ей надежду на близкие перемены: княжна знала, что император мечтает соединиться с ней узами законного брака. Впрочем, и со стороны Александра II разглагольствования об отречении были лишь кокетством. Он вынашивал мысль совсем о другом, и его действия скоро развеяли все иллюзии родных и общества, если они у них имелись.
Наверное, сам император пустил гулять старый слух о незаконном происхождении императрицы. Придворные лизоблюды, враги цесаревича и сторонники либеральных реформ, его подхватили. Они утверждали, что право Александра Александровича на трон вовсе не безусловно. По салонам ходил риторический вопрос: кто достоин занять трон — внук швейцарского берейтора или потомок древней династии Рюриковичей? Ведь если Мария Александровна — незаконнорожденная, то дети от нее тоже как бы не совсем законны… Кто же является единственным легитимным наследником российского императорского престола? Конечно же, великий князь Георгий Александрович, сын Рюриковны Долгорукой.
Целя в императрицу, они попали в великих князей и в самого наследника престола, который хоть и не был свиреп и злопамятен, но и на божью коровку совсем не походил. Император его часто не понимал и несколько остерегался.
Летом 1880 года, когда наследника не было в Петербурге, Александр II, презрев приличия, требовавшие соблюдения установленных сроков траура, обвенчался с княжной Долгорукой.
Морис Палеолог со слов графа А. В. Адлерберга так описывает события, предшествующие бракосочетанию: