Александр III: Забытый император
Шрифт:
– Молим Господа, чтобы умудрил и наставил раба Своего, благочестивейшего самодержца, который утешил сердца наши, и даровал бы ему непоползновенно проходить великое свое служение, согревая сердце его к призрению нищих, к приятию странных, заступлению напаствуемых, и подчиненные ему правительства направляя на путь правды… Все же врученные державе его люди содержа в нелицемерной верности и сотворяя его отцом, о чадах веселящимся…
Тихомиров против воли ощутил нечто потрясающе торжественное, настроение толпы невольно передалось ему, и слезы вновь навернулись на глаза.
– Да что это со мной, право?.. – шептал он. – Нет, Соня права… Я не Рахметов… И не Желябов…
Снова грянул орудийный салют, потонувший в немолчном колокольном звоне,
Вечером Кремль и вся Москва озарились бесчисленным множеством огней. Наблюдая за иллюминацией из окна конспиративной квартиры, Тихомиров до рези в глазах всматривался в ликующую массу народа на улице.
– Как глупо и постыдно вел я себя… – бормотал он, чувствуя краску стыда. – Ощутил себя патриотом… Осел!.. Ведь так называемый народ был собран в Кремле большею частью Священной дружиной и полицией… А потом? Когда простодушная толпа собралась приветствовать царя у дома генерал-губернатора, где князь Долгоруков давал бал, император вышел из дворца и направился к карете. Народ в восторге бросился к нему – и был встречен казачками, потчевавшими москвичей и гостей Первопрестольной нагайками! Хороший урок… А я?.. Раскис… Но теперь – за дело… Наше движение разгромлено? Начнем сначала. Я уеду за границу… К Кропоткину и Лаврову… Там мы будем готовить новые силы…
А Москва бурлила и кипела до утра. С шипением рвались и рассыпались на тысячи огней петарды; золотой вензель «AIII» недвижно стоял и не гас над Кремлем; гремели военные оркестры; победно и торжественно звучал Глинка:
Славься, ты славься, наш русский царь!Господом данный наш царь-государь…Глава восьмая
Исполин
Современники вспоминали, что всего больше царь походил на большого русского мужика из центральных губерний: к нему лучше всего шел бы полушубок, поддевка и лапти. Сходство с мужиком усиливалось от его густой, мягкой и чуть волнистой рыжеватой бороды. Он был настолько выше и крупнее обыкновенных людей, что, появись Александр Александрович в любом костюме, все обратили бы на него внимание.
Государя нельзя было назвать красивым, да и по манерам он походил в чем-то на бурого медведя, причем был не столько мускулист, сколько полноват и даже толст. Но царь производил сильное впечатление спокойствием своих манер и, с одной стороны, крайней твердостью, а с другой – благодушием в лице. Встречавшиеся с ним попадали под обаяние необыкновенной уверенности в себе и мощи, исходивших от императора. Недаром живописец Васнецов запечатлел русского государя на знаменитом полотне «Богатыри».
Наиболее зоркие свидетели отмечали разницу в характерах отца и сына – Александра II и Александра III. Покойному императору, указывали они, всегда недоставало именно инстинктивного чувства своего положения, веры в свою власть, какие были присущи молодому государю. Александр Николаевич не верил в свое могущество, как бы реально оно ни было. Он всюду подозревал противодействие и, раздражаясь собственными сомнениями, сам создавал это сопротивление вокруг себя. Благодаря этому прежнего императора больше боялись, чем любили. И несмотря на его смирение, влияние на него имели только льстецы, отчего Александр Николаевич в конце жизни оказался в плохом окружении и попал в руки дурным людям.
Чувствуя
Прекрасные реформы Александра II, мягкость и великодушие его характера должны были бы обеспечить ему восторженную любовь русского народа. А между тем он не был государем популярным в истинном смысле слова. Народ не чувствовал притяжения к нему, потому что в самом императоре совершенно отсутствовала национальная и народная струна.
Человеческая природа такова, тонко отмечала Тютчева, что люди более ценят других за людское в них, чем за их дела. По своему характеру и уму покойный император был ниже тех дел, какие он совершил. Обладая неисчерпаемой добротой и великодушием сердца, Александр Николаевич был лишен силы характера и ума. Став императором, он сделал большую ошибку, желая производить на окружающих впечатление властное и величественное – по примеру государя Николая I, у которого выражение властности проявлялось естественно, в то время как для Александра II это была маска, и порою карикатурная, придававшая ему скорее нечто отталкивающее. В чертах же Александра III, наоборот, проступала природная энергия и сила, исполненная честности и доброты.
Он был подлинным наследником своего великого деда и не раз повторял себе, словно завет, строки дневника Николая I, которые тот написал за несколько дней до кончины:
«Вступая тридцать лет тому назад на престол, я страстно желал знать правду, но, слыша ежедневно лесть и ложь, я отучился отличать правду от неправды».
Эти уроки деда были тем более существенными, что они пали на благодатную почву: Александр III обладал благороднейшим и, как отмечали современники, именно царским сердцем. Врожденное благородство царя не было и не могло быть испорчено жизнью. Ведь наследнику русского престола не было нужды ради своего положения или положения своих ближних кривить душой и закрывать глаза на то, чего не хотелось бы видеть. В этом главное отличие монархического престолонаследия от так называемого «народного избранничества».
Демократическая, выборная власть поневоле портит и развращает человека. Претенденту приходится ради ее достижения подсиживать, клеветать, чернить соперников, буквально по их головам взбираться на человеческую пирамиду. Жажда власти с ее материальными и эгоистическими интересами, которая так часто портит сердце политика, локтями расталкивающего своих конкурентов, далека и чужда наследнику российского престола с его глубокой убежденностью в божественной предначертанности титула монарха.
Сам Александр III, как вспоминали современники, был человеком небольшого, ординарного образования, не сразу мог охватить и постигнуть все, что предлагалось ему министрами и чиновниками, нуждаясь подчас в долгом, самостоятельном изучении того или иного вопроса. Иными словами, у него был небольшой ум рассудка, но совершенно громадный, выдающийся ум сердца, что в его положении было несравненно важнее. Наконец, государь обладал совершенно выдающимся благородством и чистотой нравов и помышлений. Как семьянин – это был образцовый семьянин; как хозяин – образцовый хозяин, у которого слово никогда не расходилось с делом. Если Александр III в чем-то был не уверен, он мог смолчать и выжидать; зато если он принимал решение, на его слово можно было рассчитывать как на каменную гору. Вот отчего русский император пользовался, с одной стороны, доверием и уважением всех своих приближенных, а с другой стороны, что еще гораздо важнее, – уважением и доверием всего света.