Александр III

Сахаров Андрей Николаевич

– Ваше величество! Как самодержец всероссийский вы можете применить к евреям самые крайние полицейские меры. Например, затолкать их обратно за черту осёдлости. Или даже повелеть собрать все семь миллионов евреев, проживающих в империи Российской, на берегу Чёрного моря и всех утопить…

– Ценю ваше остроумие, – перебил его император.

– Но всё же, ваше величество, – продолжал Витте, – полицейские меры вряд ли дадут желаемые результаты. Скорее, напротив, приведя в отчаяние еврейство, они лишь усугубят его революционную активность. Что же касается последней меры, – улыбнулся министр финансов, – то она, конечно, несбыточна. Во-первых, я убеждён, что вы как христианин никогда бы не пошли на неё. А во-вторых, такая мера губительно отзовётся на русском государственном

кредите, так как закроет для него иностранные денежные рынки, всецело находящиеся в руках евреев…

Теперь задумался царь. Он вспомнил о петиции в защиту евреев, которую подписали между прочими граф Лев Толстой и философ Владимир Соловьёв [172] и которая была оставлена государем без ответа. А затем о том же написали Александру III триста солидных и богатых англичан, прося его не притеснять евреев. Это письмо также не было уважено. И тогда один из крупнейших финансовых воротил – банкир Натаниель Ротшильд – заявил, что отказывается вести финансовые дела с Россией. Триста англичан, состоявшие у него вкладчиками больших денежных сумм, объявили, что если Ротшильд будет иметь дела с Россией, то они заберут свои вклады и разорят его.

172

Речь идёт о так называемом «Протесте против антисемитического движения в печати», составленном В. С. Соловьёвым и подписанном Л. Н. Толстым и другими русскими писателями. Протест не был опубликован в России: «Подобная демонстрация, – писал в докладе государю министр иностранных дел И. Н. Дурново, – может причинить только вред и послужить на пользу нашим недоброжелателям в Европе, старающимся искусственно возбуждать еврейский вопрос, я распорядился, чтобы означенный документ не появлялся на страницах наших периодических изданий». Впервые опубликован на английском языке в лондонской газете «Таймс» 10 декабря 1890 в составе анонимной статьи, автор которой, не называя имён литераторов, подписавших протест, сообщал, однако, что он поддержан русскими писателями во главе с Толстым (см. протест и о нём: Соловьёв В. С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 281 – 282, 682 – 684).

– Да, я с вами вполне согласен, Сергей Юльевич, – император развёл руками. – Но я решительно не знаю, что можно было бы предпринять на моём месте!..

– Такая попытка, ваше величество, возможна. Там, где нельзя добиться применением силы, надо попытаться достигнуть цели путём сговора… – вкрадчиво заговорил Витте. – Только она ни в коем случае не должна быть поручена Министерству иностранных дел. И наипаче Министерству внутренних дел. А исключительно Министерству финансов. – Он встретился с голубыми глазами императора, который не мигая глядел на своего верного слугу. – И притом совершенно секретно…

– Об этом я просил вас в самом начале нашего разговора, – раздельно произнёс государь. – Но какие меры вы можете предложить для проведения в жизнь этого плана?

– Надо разведать, ваше величество, прежде всего, где и с кем за границей следует вести переговоры. В России, государь, говорить не с кем. Финансовая поддержка революции идёт из-за границы. Для этого, по моему мнению, следует назначить на пост агента Министерства финансов в Париже еврея, пользующегося полным доверием министерства, обладающего большими средствами и, так сказать, своего человека среди французских банкиров еврейского происхождения. Я считаю наиболее подходящим для выполнения такой задачи Артура Львовича Рафаловича.

«Да, Артур Львович, без сомнения, пользуется полным доверием Министерства финансов, а тем паче его руководителя, – подумалось императору. – Ведь с помощью Рафаловича, члена правления «Русского для внешней торговли банка», ему удалось свалить с поста такого конкурента, как председатель департамента экономии Государственного совета Александр Аггеевич Абаза!»

Год назад, уезжая в Туркестан, предыдущий глава финансового ведомства Вышнеградский поручил товарищу министра

Тернеру покупку золота. Однако, не доверяя его способностям, сам расписал, в какие дни эту операцию производить, а главное – заранее посоветоваться насчёт продажи золота с Абазой. Тернер буквально исполнил приказание. Узнав расчёты Вышнеградского, Александр Аггеевич тотчас телеграфировал в Одессу Рафаловичу купить ему золота, чтобы выиграть при перепродаже. А Рафалович, появившись в Питере, натурально показал эту депешу Витте и объяснил, что таким путём, с его помощью, Абаза нагрел казну на семьсот тысяч. Это-то и стало главным обвинением Витте против Александра Аггеевича. В результате Абаза должен был подать в отставку и уехать навсегда за границу.

– Что ж, я согласен, Сергей Юльевич, – сказал государь.

– Но ваше величество! Еврейские банкиры финансируют не только революционеров, но и контрреволюционеров, – молвил на прощание Витте.

– Не может быть! – ахнул император.

– Вы знаете, государь, в молодости я был одним из основателей Священной дружины…

– Как же, как же! Наслышаны… – подмигнул Витте развеселившийся от неожиданного сообщения Александр III.

– Так вот, она получала немалые суммы от банкира и барона Гинсбурга…

– У которого вкладчицей состояла великая княгиня Мария Павловна, – вставил царь.

– Совершенно верно, ваше величество… Священная дружина финансировалась не только Гинсбургом, но и банкиром Поляковым. А в Киеве, где я тогда обретался, деньги давал сахарозаводчик Зайцев, тоже иудей…

– Чудны дела Твои, Господи! – шутливо перекрестился император.

Рафалович был послан в Париж. Прошло несколько месяцев, прежде чем он смог доложить Витте, что в результате долгой дипломатической подготовки ему удалось наконец иметь откровенный, с глазу на глаз, разговор с Ротшильдом. Финансовый король отнёсся к сказанному скорее сочувственно, однако пояснил, что в Париже ничего сделать нельзя. Он порекомендовал поговорить об этом в Лондоне, куда и отправился Рафалович. Но начатый на эту тему разговор с Натаниелем Ротшильдом привёл к тому же нулевому результату. Русскому представителю было прямо и определённо указано обратиться на сей раз в Нью-Йорк, к банкиру Шифу.

Какая-то бесконечная сказочка про белого бычка…

В очередном докладе царю Витте сообщил, что для переговоров в Нью-Йорке в распоряжении Министерства финансов имеется весьма подходящий человек – некий чиновник Виленкин, женатый на мадам Зелигман, родственнице Шифа. Виленкин был немедленно назначен агентом Министерства финансов в США с поручением вступить с Шифом в переговоры.

Благодаря своим родственным связям Виленкину не было надобности готовить почву для разговора, и таковой состоялся очень скоро после его прибытия в Америку.

Оказалось, что информация лондонских Ротшильдов была верной. Шиф признал, что через него поступают значительные средства для революционного движения в России. Но на предложение Виленкина пойти на соглашение с русским правительством по еврейскому вопросу и, в случае успеха переговоров, прекратить денежную поддержку революции Шиф отослал его снова к парижским Ротшильдам.

Заколдованный круг.

Чтобы разомкнуть его, Витте направил в Париж очаровательную княгиню Витгенштейн, которая выполняла некоторые сугубо секретные поручения министра финансов.

На одном балу княгиня танцевала белый танец с Морисом Ротшильдом и завела с ним разговор на ту же тему.

Банкир, очевидно уже получивший инструкции из Нью-Йорка, твёрдо и недвусмысленно ответил:

– Trop tard, madame, et jamais avec les Romanoff [173] .

16

He было ли в этих словах некоего зловещего пророчества? Не ощущался ли глухой намёк на начало конца: «Слишком поздно… и никогда с Романовыми»!

173

Слишком поздно, мадам, и никогда с Романовыми (фр.).