Александр Македонский. Пески Амона
Шрифт:
Голос старика задрожал, а водянистые рыбьи глаза наполнились настоящими слезами.
— С него содрали мясо до костей… И это еще не все. Там сидел варвар и затачивал акациевый кол, а потом, заточив, стал шлифовать его пемзой. Кол предназначался мне. Ты когда-нибудь видел, как человека сажают на кол, мой господин? Кол проходит сквозь тело, но не убивает, и несчастному приходится вынести все, что только может вынести человек, — часами, а порой днями. Я предал тебя, потому что испугался, потому что никто за всю мою жизнь не требовал от меня такого мужества. А теперь, если хочешь, вели меня казнить, я заслужил это; но, пожалуйста, пусть моя смерть будет быстрой. Я знаю, что ты потерял много людей и тебе пришлось вынести жесточайшую битву, но я чувствовал, что ты победишь, я чувствовал. И зачем тебе мучить бедного старика, который не сделал бы тебе ничего плохого, если бы это зависело только от него, и который, предавая тебя, так страдал, что ты себе этого и представить не можешь, мой мальчик.
Больше он ничего не сказал, а только шумно шмыгнул носом.
Александр и товарищи переглянулись и поняли, что ни у кого из них не хватит духу вынести Евмолпу из Сол смертный приговор.
— Я бы должен убить тебя, — заявил царь, — но ты прав: что мне это принесет? И, кроме того…
Евмолп поднял голову, до того опущенную на грудь.
— Кроме того, я знаю, что мужество — это добродетель, которую боги даруют лишь немногим. До тебя они не снизошли, но тебе выпали другие дары: проницательность, ум, а может быть, даже верность.
— Ты хочешь сказать, что я не умру?
— Да.
— Да? — недоверчиво переспросил осведомитель.
— Да, — подтвердил Александр, не удержавшись от полуулыбки.
— И смогу работать на тебя?
— Что вы на это скажете? — спросил царь у своих товарищей.
— Я бы дал ему такую возможность, — предложил Птолемей.
— Почему бы и нет? — подхватил Селевк. — В конечном счете, он всегда был отличным шпионом. И потом, мы же победили.
— Тогда договорились, — решил царь. — Но ты должен, наконец, сменить этот дурацкий пароль, поскольку все равно выдал его врагу.
— О да, конечно, — проговорил явно воспрявший Евмолп.
— О каком пароле вы толкуете? — полюбопытствовал Селевк.
— «Бараньи мозги», — невозмутимо ответил Александр.
— Я бы обязательно велел его сменить, — сказал Селевк. — Мне кажется, я в жизни не слышал более дурацкого пароля.
Александр сделал Евмолпу знак приблизиться:
— Скажи мне новый.
Осведомитель шепнул ему на ухо:
— «Дрозд на вертеле». — Потом почтительно всем поклонился: — Благодарю вас, господа мои, мой царь, за вашу доброту, — и удалился на подкашивающихся от пережитого страха ногах.
— И какой у него новый пароль? — спросил Селевк, едва Евмолп ушел.
Александр покачал головой:
— Дурацкий.
ГЛАВА 53
Жители Сидона, всего несколько лет назад испытавшие жестокие преследования со стороны персидского гарнизона, с воодушевлением восприняли прибытие Александра и его обещания восстановить их прежний уклад. Но царствующая династия вся вымерла, и пришлось искать нового царя.
— Почему бы тебе не заняться этим? — предложил Александр Гефестиону.
— Мне? Но я тут никого не знаю. Где искать? И потом…
— Значит, договорились, — оборвал его царь. — Этим займешься ты. А я должен провести переговоры с другими городами на побережье.
Гефестион нашел себе толмача и стал бродить по Сидону инкогнито, озираясь на рынках, закусывая в кабачках и принимая приглашения на официальные обеды в самые престижные сидонские дома. Но ему так и не удалось найти никого, кто бы оказался достоин такого назначения.
— Все еще ничего? — спрашивал его Александр, встречая на военных советах, и Гефестион лишь качал головой.
Однажды, как всегда в сопровождении толмача, он проходил мимо какой-то грубой каменной стены. За стеной возвышались кроны деревьев — величественных ливанских кедров и вековых смоковниц, протягивающих к небу серые морщинистые ветви, виднелись каскады фисташек и донника. Гефестион заглянул за калитку и был поражен представшими перед взором чудесами: фруктовыми деревьями, ухоженными и подстриженными кустами, фонтанами и ручьями, скалами, меж которых пробивались мясистые колючие растения, каких он никогда в жизни не встречал.
— Их привезли из одного ливийского города под названием Ликсос, — объяснил толмач.
Вдруг откуда-то появился мужчина с осликом, тащившим тележку с овощами. Садовник начал удобрять растения и делал это с изумительной любовью и заботой.
— Когда случилось восстание против персидского правителя, восставшие решили поджечь этот сад, — продолжал рассказывать толмач, — но этот человек встал перед ними у калитки и сказал, что если они хотят совершить подобное преступление, то сначала им придется замарать руки его кровью.
— Вот царь, — заявил Гефестион.
— Этот садовник?
— Да. Если человек готов умереть ради спасения садовых растений, которые ему даже не принадлежат, то, что же он сделает ради защиты своего народа и процветания своего города?
В один прекрасный день скромный садовник увидел, как к нему направляется делегация сановников в сопровождении стражников Александра. С великой помпой его отвели в царский дворец и усадили на трон. У него были большие мозолистые руки, напомнившие Александру руки Лисиппа, и спокойный, безмятежный взор. Его звали Абдалоним, и он оказался самым лучшим царем на человеческой памяти.
Из Сидона войско выступило на юг в направлении Тира, где имелся грандиозный храм Мелькарта, финикийского Геракла. Город состоял из двух частей: старого на суше и нового на острове, в одном стадии от берега. Новый город был возведен недавно и поражал взгляд своими внушительными, грандиозными зданиями. Там было два укрепленных порта и стена высотой в сто пятьдесят футов — выше всех, какие когда-либо строили человеческие руки.
— Будем надеяться, они примут нас так же, как Библ, Арад и Сидон, — проговорил Селевк. — Эта крепость неприступна.