Александр Македонский. Пределы мира

Манфреди Валерио Массимо

Она имела простую форму и представляла собой квадратный двускатный шатер из шкур. Такими шатрами пользовались степные кочевники, от которых четыре века назад и произошли персы. Бывшие ранее подданными индийцев и их царя Асиага, впоследствии они завоевали огромные территории. Простое строение располагалось на внушительном каменном фундаменте, выстроенном в шесть уступов, как месопотамская башня; его окружала колоннада, внутри которой виднелся сад с тисовыми деревьями, очень ухоженными и аккуратно подстриженными.

За могилой все еще ухаживали несколько магов, и один жрец каждый день совершал церемонию в честь великого монарха. Увидев приближающегося Александра, они испугались, так как слышали о том, что он сделал с Персеполем, но царь успокоил их.

— Что сделано, то сделано, — сказал он, — и больше не случится. Прошу вас, позвольте мне осмотреть этот памятник. Я хочу воздать честь памяти Кира.

Жрец открыл дверь в святое место и впустил молодого царя, который молча огляделся. Проникший через дверь солнечный луч осветил грубый саркофаг, на котором была лишь короткая надпись:

Я КИР, ЦАРЬ ПЕРСОВ

НЕ НАНОСИ ВРЕДА МОЕЙ МОГИЛЕ

Внизу на костыле висели доспехи великого завоевателя: панцирь из железных чешуи, шлем-шишак, круглый щит и меч из чистого железа с рукоятью из слоновой кости — единственным ценным украшением во всей паноплии.

Над плоскогорьем царила тишина, и слышался лишь легкий свист ветра, ласкавшего величественную одинокую могилу. В этот момент Александр глубоко прочувствовал всю переменчивость человеческой судьбы, эфемерность происходящих событий. Державы возвышались и рушились, уступая место другим, которые в свою очередь достигали величия, чтобы потом тоже кануть в забвение. Неужели бессмертие — лишь сон? В этот момент Александр так сильно ощутил присутствие своей матери, что ему показалось, будто он может коснуться ее, если протянет руку к темной стене святилища. Ему даже послышался ее голос:

«Ты не умрешь, Александрос…»

Он вышел на площадку наверху лестницы и, вдохнув сухой душистый ветер плоскогорья, ощутил, как его заполняет этот ярчайший свет. Опустив глаза, чтобы сойти, он увидел Аристандра, как будто ожидавшего его.

— Как ты здесь оказался, ясновидец? — спросил царь.

— Мне послышался голос.

— И мне тоже — голос моей матери.

— Будь бдителен, Александрос, помни случай с Ахиллом, — предостерег его Аристандр и удалился; ветер развевал его плащ, как знамя.

На следующий день они пересекли территорию одного племени, признававшего власть Великого Царя, и покорили его, но чуть дальше, поднимаясь все выше к Мидийскому нагорью, Александр получил донесение от Евмолпа из Сол:

Царь Дарий находится в Экбатанах, где пытается набрать войско из скифов и кадусиев, используя сокровища царского дворца. Свой гарем он отослал на восток через Каспийские ворота. Важно, чтобы ты как можно скорее подошел к городу, иначе тебе придется выдержать тяжелый бой с неизвестным исходом: скифы и кадусии — неутомимые наездники и довольно опасны. Они не атакуют в лоб, а совершают набеги и тут же обращаются в бегство, лишая противника ориентации и изнуряя его постоянными наскоками. Помни, что еще Кир и Дарий Великий потерпели поражение от скифов.

Прочитав донесение, Александр решил выступить немедленно с конницей и пехотой, выстроив войска в боевые порядки, а охрану обозов и сокровищ доверить Пармениону, в распоряжении которого оставил всего три отряда педзетеров и один — легкой пехоты из фракийцев и трибаллов. Оставалась всего одна не захваченная столица Царя Царей, последняя.

Войско начало форсированным маршем взбираться на горы, по мере возможности двигаясь по долинам и вдоль рек, где идти легче. Пейзаж делался все живописнее из-за буйных красок базальтово-черных горных склонов и заснеженных вершин, сверкавших сапфирами в солнечных лучах. Внизу раскинулась золотисто-рыжая пустыня, на которой зелеными островками выделялись оазисы с земледельческими и пастушьими поселениями. По краям долины, у родников и ручьев с чистейшей водой, стояли деревни, и во время прохождения войска жители выходили из домов и шалашей — посмотреть на этих чужаков, что ездили верхом без штанов и носили странные головные уборы с широкими полями.

Время от времени показывались одинокие каменные башни с ведущими наверх лестницами — башни молчания, где обитатели этих земель оставляли своих умерших, чтобы те растворились в природе, не оскверняя ни земли, ни огня. И Александру снова вспомнилась Барсина, оставленная на грубом возвышении в неприветливой пустыне у Гавгамел, и юный Фраат, вернувшийся в Памфилию со своим дедом — единственным оставшимся у него родственником. Какие мысли одолевают теперь мальчика? Мечты? Желание отомстить? Или просто печаль сироты?

Пролетели десять дней похода по все более тесным долинам, и, наконец, показались великолепные Экбатаны в окружении короны заснеженных гор и зеленой долины. Верхний край стены и крепостные зубцы, украшенные синими изразцами и золочеными листами, сверкали, как тиара на голове царицы. Чистым золотом сияли шпили дворцов и храмов. Александру вспомнилось, как в Пелле персидский гость описывал это чудо. Для него самого, едва вышедшего из детского возраста, тогда это казалось сказкой; мальчик Александр смотрел в черные, глубокие глаза собеседника, на его черную завитую бороду, церемониальный меч с толстой позолотой, и этот человек казался ему посланником сказочной страны. И вот этот легендарный город у него перед глазами.

Рядом ехал Оксатр, сын Мазея, сатрапа Вавилонии, двоюродный брат Великого Царя по материнской линии, честолюбивый юноша, горевший желанием отличиться на глазах у нового господина. Он пришпорил коня и, подскакав к стене, обменялся со стражей несколькими словами. Потом вернулся к Александру и обратился к нему на своем ломаном, но уже более-менее понятном греческом:

— Великий Царь Дарий — нет. Он не сражается, он убегает с сокровищем и войском.

— В какую сторону?

— Туда, — ответил юноша, указывая на север. — Сатрап сдается.

Александр кивнул, что понял, и дал знак войску подойти к городским воротам, которые как раз в это время уже открывались. Все двинулись в полном порядке; была восстановлена железная дисциплина, и за малейшее нарушение наказывали плетьми, если не чем-нибудь похуже.

Парменион со своими войсками и караваном прибыл через два дня, к вечеру. Ему потребовалось пять суток, чтобы войти, разгрузить и вывести с другой стороны двадцать тысяч голов вьючного и тяглового скота, привезшего на себе сто двадцать тысяч талантов царских сокровищ, в среднем по шесть талантов на каждое животное. Этот груз значительно замедлил переход.