Александр Македонский. Пределы мира
Шрифт:
— Союзники! Ваш вклад в нашу победу был весьма важен, а в некоторых случаях сыграл решающую роль. Никто из нас не забыл греческую пехоту в день битвы у Гавгамел, сдержавшую на правом фланге непрестанные атаки Бесса с его индийской конницей. Вы проявили храбрость, доблесть и верность присяге — служить всеэллинскому союзу и его верховному командующему. Вы совершили то, чего не совершал никто из греков, даже участники Троянской войны: вам удалось завоевать Вавилон, Персеполь, Экбатаны. И теперь для вас настал момент насладиться плодами ваших дел: я освобождаю вас от присяги и отпускаю. Каждый из ваших командиров получит по таланту, каждый солдат — по тридцать мин серебра, не считая
Александр ожидал взрыва радости и аплодисментов, но вместо этого услышал ропот, быстро переросший в ожесточенные споры.
— В чем дело, солдаты? — снова крикнул он, озадаченный. — Я недостаточно заплатил вам? Вы не хотите возвращаться?
Один командир, некий Элиодор из Эгиона, вышел вперед и сказал:
— Государь, мы благодарны тебе и рады, что ты так высоко ценишь нашу помощь. Но мы не хотим покидать тебя.
Александр недоверчиво посмотрел на него, а тот продолжил:
— Мы сражались с тобой бок о бок и научились тому, чему не мог нас научить никто другой; мы справились с задачами, которые до нас не снились ни одному солдату. Многие из нас спрашивают, что еще ты собираешься совершить, какие еще земли завоевать, какие отдаленные места позволишь увидеть тем, кто служит под твоим знаменем. Конечно, многие примут твое предложение и вернутся по домам. Я знаю, что многие покинут тебя с печалью в сердце, потому что за это время мы научились восхищаться тобой и любить тебя. А у некоторых нет семьи… Иные же считают, что для них важнее следовать за тобой, куда ты захочешь, и с честью сражаться, если понадобится, рискуя жизнью. Если эти люди тебе нужны, то они предпочли бы остаться.
Закончив свою речь, он встал обратно в строй.
— Таких солдат, как вы, очень мало, и вы окажете мне честь, если кто-то из вас захочет остаться, — ответил Александр. — Но оставшиеся больше не будут считаться союзниками, посланными от своих городов. Они станут служить частным образом, как профессиональные солдаты. Я положу каждому жалованье в шестьсот драхм за весь поход, а если кому-то суждено пасть в бою, эта сумма будет выплачена семьям. Кто хочет остаться — выйти из строя на три шага; остальные могут в любой момент уйти и унести с собой мою благодарность, мою дружбу и лучшие чувства.
Солдаты долго били копьями в щиты, громко выкрикивая имя царя, как это делали македоняне. Потом пожелавшие остаться вышли на три шага из строя, и Александр увидел, что их почти половина.
В тот же день греки, решившие вернуться домой, отправились в путь. Когда они проходили между пехотой и конницей, выстроившимися на прощание с двух сторон, трубы играли сигнал отбоя, а когда Парменион лично скомандовал:
— Оружие… салют! — у многих бывалых воинов, переживших всевозможные опасности и передряги, на глазах выступили слезы.
Как только греки исчезли за первым поворотом дороги, и затих бой барабанов, Александр велел снова трубить в трубы и войско двинулось вдогонку Великому Царю. Оксатр, знавший кратчайший путь, вызвался с двумя своими наемниками-скифами пойти вперед и галопом ускакал.
Войско двигалось по широкому нагорью, где то и дело показывались маленькие антилопы и дикие козы, а ночью временами раздавалось рычание льва. Темп марша был почти невыносимым, многим пехотинцам пришлось остановиться из-за пораненных ног, и немало вьючных животных рухнуло под тяжестью ноши, но Александр не хотел слушать никаких доводов и продолжал подгонять людей и животных, заставляя их двигаться все быстрее. Ночью он позволял поспать лишь несколько часов под открытым небом, не разбивая шатров, чтобы не давать Дарию передышки.
Ветеранам вспомнилось, как однажды от берегов Истра они добрались до Фив всего за тринадцать дней, и сам Александр ночевал на земле вместе с простыми солдатами, накрывшись военным плащом. Временами удавалось найти укрытие в караван-сараях, рассеянных вдоль дороги в восточные провинции, но постройки вмещали только больных или тех, кто совсем изнемог.
Воздух становился все более разреженным и пронизывающим, особенно по вечерам, и Евмен снова стал надевать штаны, в которых чувствовал себя гораздо лучше. За шесть дней форсированного марша на восток войско миновало внушительную горную цепь с заснеженной вершиной невиданной высоты и добралось до входа в ущелье, называемое Каспийскими воротами. В нижней части ущелье имело горловину, по которой бежал ручей, а склоны были такими крутыми, что даже агрианам доставило бы немалого труда на них влезть.
— Если они устроили нам здесь засаду, — сказал Черный, — то запросто разнесут нас в клочья.
Казалось невозможным, чтобы Дарий не воспользовался таким преимуществом. Александр посмотрел вверх, на отвесные склоны и орла, медленно кружащего в вышине.
— Думаешь, там, наверху, кто-то есть?
— Существует лишь один способ убедиться в этом.
— Агриане!
— Я сейчас же пошлю их на разведку.
Вскоре оставшиеся у горловины солдаты, задрав головы, смотрели на акробатическое представление штурмовиков-агриан, взбиравшихся по отвесным скалам. Горцы вбивали в стену маленькие костыли, чтобы цепляться на гладких обрывах, а потом с неутомимой энергией поднимались по этой импровизированной лестнице. У одного из скалолазов, почти добравшегося до верха, нога соскользнула с опоры, пока он пытался схватиться рукой за костыль, и несчастный упал на скалы и разбился. Его товарищи продолжали подниматься. Несколько человек из долины поднялись туда, где между двух скал застрял изуродованный труп. Его сняли и с большим риском доставили вниз, а потом уложили на носилки и накрыли плащом.
Тем временем другие, почти двадцать человек, добрались доверху и рожком дали сигнал, что можно двигаться. Войско Александра прошло, не встретив никакого сопротивления Великого Царя. На первом же привале агриане устроили погребение своего погибшего товарища. Его положили на костер из сосновых ветвей и сожгли, хором затянув унылую песнь. Потом, собрав в урну прах с оружием и пряжкой плаща, напились вина и галдели весь остаток ночи.
ГЛАВА 28
Незадолго до окончания четвертой стражи задремавший Александр услышал, как залаял Перитас.
— В чем дело? Почуял что-то? Молодец, молодец… Это волк или рысь.
Он поднял глаза к небу и увидел костры, которые агриане разожгли по сторонам горловины в знак того, что путь свободен. Потом донеслось какое-то шарканье и неясный говор.
— В чем дело? — повторил Александр громче.
Вперед вышел Гефестион.
— Это вернулся со своими скифами Оксатр. Хочет поговорить с тобой.
— Оксатр? Пусть пройдет.
Из глубины ущелья приблизились трое всадников, вооруженные и с луками на плечах, все в пыли. Совершенно изнуренный Оксатр слез с коня и пошатнулся. Вероятно, он не чувствовал ног от непрерывного пребывания в седле.
— Царь Дарий отстранен от власти и взят под стражу Бессом, сатрапом Бактрии, — еле переводя дух, проговорил он.
— Тем собачьим сыном, который при Гавгамелах чуть не обошел нас справа, — добавил Леоннат.
Оксатр обратился за помощью к толмачу, чтобы его правильно поняли наверняка, и продолжил: