Александр Македонский
Шрифт:
Не следует, однако, думать, что Ахемениды пренебрегали интересами Ирана и Персии. Ближе всего, конечно, им были потребности своих соплеменников. Но они стремились по возможности соединить интересы своего народа с альтруистическими тенденциями. Они знали, что «мягкие» режимы оказываются более длительными и выгодными для правителей, чем те, которые основаны на применении силы.
Однако обязательства, взятые персидскими царями перед собственной совестью, не всегда выполнялись. Создается впечатление, что это был только красивый фасад. Такова судьба любой морали господствующей верхушки. Власть над народами несет с собой разложение, чванство и самомнение, жестокость и ограниченность. Лучшие намерения Ахеменидов не могли помешать моральному разложению господствующего класса Персидской империи.
Во-вторых, вавилонские и ассирийские цари считали, что обладают данной им
Совсем по-иному обстояло дело у иранцев. Еще недавно у них были только племенные вожди, которые возвышались над другими представителями знати лишь тем, что командовали войсками во время войны. В мирное время они, возможно, обладали высшей судебной властью. Однако вожди были ограничены рыцарскими обычаями, мнением знати и, наконец, традициями. В общественном отношении они были только primi inter pares, связанными клятвами взаимной верности с зависимыми от них людьми. В Иране в отличие от Македонии не существовало (или уже не существовало) войскового собрания, что ставило царей в зависимое положение от знати.
Теперь во главе образовавшегося государства встал Ахеменид — «царь царей», Великий царь. Разве не имел он права требовать автократии за свои подвиги, за управление огромным царством? Знать понимала это и уступила ему право на власть и авторитет, принятые на Востоке. Они чтили не только государя за данную ему священную власть, но и сам титул царя. К тому же множество завоеванных стран, несомненно, нуждалось в центральном управлении. Однако иранская знать никоим образом не хотела отказаться от своих прав, которые связывала с феодальными свободами. В жизни провинциального Ирана никто на них не посягал, но империи нужны были сатрапы, коменданты, управляющие, главным образом для западных провинций. Для этого требовались иранцы, но не самонадеянные владельцы вотчин, а послушные чиновники. Таких не было среди местной знати. Если эти люди занимали предложенные посты, они тут же использовали их для своей личной выгоды. Там, где представители знати управляли областями в качестве сатрапов, они рассматривали их как родовой удел и, подобно позднейшим феодалам, старались сделать власть независимой и наследственной. Они даже были готовы хранить верность, но лишь вассальную, которая не имела ничего общего с чуждыми им этическими взглядами чиновников. Авторитет центральной власти от этого не страдал, но ущерб, наносимый принципу централизма, был бесспорен. Кроме того, хотя это и не было признано де-юре, фактически большинство провинций находилось в руках знатных семейств, проводивших свою личную политику и даже фрондировавших, если Великий царь правил стишком строго или слишком мягко. Знать и чиновники постоянно тянули государство в разные стороны, что служило источником внутренних трений. Даже при самых лучших намерениях у обеих сторон возникало взаимное недоверие.
Кроме противоречий между центральной автократией и местничеством знати возникла уже упоминавшаяся нами угроза разложения господствующей верхушки вследствие чрезмерности ее власти. Подобно самому царю, наместники империи (особенно ее неиранской части) обладали почти абсолютной властью. Этотолкало их на переоценку собственной роли, волюнтаризм и злоупотребления. К тому же во многих городах соблазн для новых правителей представляло привычное там деспотическое поведение их предшественников на местах. Такому положению способствовало и то, что сам Великий царь был далек от восточных провинций, чаще всего он пребывал в Сузах.
Итак, власть, которая сначала ставила своей целью благоденствие подданных и помнила о своей ответственности, перерождалась в неприкрытый произвол. Благополучная жизнь неограниченной деспотии, ее роскошь и великолепие, отсутствие критики со стороны подданных привели к постепенному вырождению царской власти двора, сатрапов и всей системы в целом. К власти пришли евнухи, начались гаремные интриги. Только те иранцы, которые оставались на родине, не участвовали в управлении, т. е. не вели легкую жизнь властителей, сумели сохранить свой образ жизни.
Примерно через полтораста лет после основания империя стала буквально трещать по всем швам. Горные племена неоднократно отвоевывали свою независимость и даже заставляли Великого царя при переезде из Суз в Персеполь платить им дань. Сатрапы пограничных провинций вели независимую политику. Империя была уже не в состоянии подчинить их, так как опиралась исключительно на иранские войска. Ей понадобились наемники для удержания власти. Такими наемниками чаще всего оказывались греки.
Следует отметить значение, какое имела Персидская империя для формирования идей Александра. Строго говоря, империя Александра была основана не Александром, а Киром, а ее организация восходит к Дарию I. Империю Александра правильнее считать не расширившейся Македонией, а выросшим Персидским государством. На ее создание Запад не оказывал влияния ни в этническом, ни в культурном отношении. Вместе с тем идейное обоснование существования государства вышло далеко за пределы своего персидского образца.
Вполне понятно, что Александр многое заимствовал в Персидской империи. Ахемениды, проведя нивелировку восточных народов и организовав свое государство, значительно способствовали осуществлению планов мирового господства Александра. Поэтому он стремился захватить, а не разрушить Персидское государство и использовать его в собственных целях. Конечно, Персидское государство попало в руки Александра сильно ослабленным. Он укрепил его, стремился еще расширить, многое менял и улучшал и, если ему казалось необходимым, создавал новое. Причиной того, что он часто возвращался к персидским образцам, служило их соответствие македонским воззрениям. В социально-политических вопросах Александр пошел по тому же пути, что и Ахемениды. Как и персидские правители, он поставил перед знатью военно-политические задачи. Ахемениды опирались на иранскую знать, Александр — на македонскую. Впоследствии царь хотел соединить и слить их воедино. Персидские цари, как позднее и Александр, видели важнейшую опору империи в городах. Не следует, однако, думать, что аналогии в системе управления свидетельствуют об отсутствии у Александра самостоятельной концепции. Причина сходства лежала в совпадении условий и требований эпохи Кира и времени Александра. Царь вовсе не следовал персидским примерам в тех случаях, когда в этом не было необходимости. Александр самостоятельно создал свою важнейшую идею космополитизма, обосновав ее и пытаясь полностью реализовать. Ахеменидам эта идея была совершенно чужда.
Таковы предварительные замечания. В эти годы Персидское государство оставалось еще богатым и влекло к себе Александра. У македонского царя и гегемона эллинов были те же основания вести войну, что и у Филиппа. Прежде всего Александра привлекала явная слабость Персидского государства. Возможно, уже тогда у царя зародилась идея мирового господства и он стремился захватить Персидскую империю для осуществления этой цели.
Мы уже знаем, какую поистине притягательную силу имела эллинская культура почти для всех обитателей Средиземноморья. Однако на Востоке Египет и Передняя Азия сами были областями зрелой и установившейся культуры городского типа. В одном, однако, сказывалось превосходство греков — в их вооружении и способах ведения войны. Дело было даже не в шлемах и щитах, а в том, что греки отличались силой, тренированностью, способностью владеть тяжелым оружием. Таких людей не было на Востоке, так как здесь не существовало палестр. Поэтому Левант и вербовал греческих наемников. Благодаря греческим тяжеловооруженным воинам, в частности, в VII в. до н. э. удалось сбросить ассирийское господство на Ниле. Уже в 605 г. до н. э. гоплиты сражались в битве при Каркемише, и даже Навуходоносор во время его походов на Иерусалим (с 596 до 586 г. до н. э.) прибегал к их услугам [65] .
65
Herodot. II, 152 и сл.; Alkaios 50, 1 и сл.; 82, 10 и сл.; Diehl. Anthol. Iyr., I, 1936.
После возникновения Персидской империи греческие наемники продолжали играть большую роль на Востоке. С их помощью вновь и вновь поднимался Египет и даже обретал самостоятельность на долгие годы. Сатрапы из западных провинций охотно брали к себе на службу эллинских наемников и с их помощью пытались добиться большей самостоятельности. Кир Младший с 10000 греков замыслил свергнуть Великого царя и при помощи эллинов восстановить могущество империи. Таким образом, в военных столкновениях, где решающая роль принадлежала пехоте, Запад обнаруживал превосходство над центральными областями Ирана.