Александр Невский
Шрифт:
— Лечца звал? — спросила княгиня.
— Послал за ним конюших, унесло окаянного на ловы [32] .
Княгиня отправила Прасковью за горячей водой и сытой. Присела на ложе к сыну, рукой лоб горячий гладила, выговаривала кормильцу:
— Ах, Данилыч, Данилыч, как же ты недоглядел.
Федор Данилович переминался, кряхтел виновато, сам себя более корил:
— Старый дурак. Вчера так-то они упарились с сулицей [33] ,
32
Ловы — охота; отсюда и ловчий — охотник.
33
Сулица — короткое копье.
— А он пил? — кивнула княгиня на младшего.
— Пил.
Феодосья Игоревна притянула Александра, еще толком не проснувшегося, пощупала лоб. Вздохнула облегченно.
Прасковья притащила в корчаге воды, тряпки и кувшин с сытой.
Вдвоем с княгиней силком напоили они Федора, тряпку мокрую на лоб положили.
— Так как быть-то, Феодосья Игоревна? — спросил кормилец. — Князь велел во Владимире быть с ними. Великому князю показать отроков хотел.
— С Александром и бегите.
Кормилец потоптался, повздыхал, кивнул Александру: одевайся. Позавтракав наспех, выехали они в сопровождении двадцати вооруженных отроков [34] . День выдался тихий и солнечный. Стремя в стремя с Александром скакал кормилец.
Княжич радовался и яркому дню и поездке — давно мечтал Владимир посмотреть. Хмурое лицо Федора Даниловича отчего-то смешило его.
— Что за туга, Данилыч?
— Эхе-хе, — вздыхал Данилыч. — Ума — два гумна да баня без верху.
34
Отрок — княжич со дня пострижения; молодой воин, дружинник.
— У кого? — смеялся княжич.
— Вестимо, у кормильца вашего.
Александр долго смеялся и этим вскоре и Федору Даниловичу настроение поднял.
Ехали узкой лесной дорогой, то переходя вброд речушки, то объезжая заболоченные места, то подымаясь в гору, то спускаясь вниз. В чащобе разноголосо пели птицы. На ветках сосны, нависших над тропой, мелькнуло что-то рыжее.
— Кто это, Данилыч?
— Веверица.
— Эх, лук бы.
— Ни к чему. Летом скора [35] у нее худая.
35
Скора — шкура.
Белка, словно нарочно, дождалась передних всадников и, подняв хвост, запрыгала вверх по стволу и скрылась.
Ехали долго. Александр уже уставать начал, затих, не смеялся. Но виду не показывал. Да только кормильца не обманешь: все заметил, схитрил немножко.
— Чтой-то притомился я, — сказал он. — Вот к речке подъедем, надо на ночевку становиться.
— А далеко еще до Владимира? — спросил Александр.
— Да уж меньше, чем пробежали. Покормим коней, а завтра утречком по холодку быстро добежим.
Федор Данилович выбрал лужайку у самого берега. Все спешились. Коней расседлали, спутали и пустили пастись, поручив заботам двух отроков.
И опять скачет княжич рядом с кормильцем, радуется всему увиденному, спрашивает бесперечь:
— А скоро ли Владимир?
— Скоро, скоро, Ярославич. Потерпи.
Легко сказать: потерпи. Мальчик торопит коня. Ведь его позвал сам великий князь. Какой он? Строгий или добрый? Зачем вдруг понадобился ему княжич Александр?
Федор Данилович улыбается, отвечает терпеливо:
— Стало быть, надо, раз зовет. Поди, уж и Золотые ворота велел для тебя растворить.
— А мы поедем через Золотые ворота?
— Конечно. Князья и все гости высокие через них только и ездят.
— А еще какие есть ворота?
— Есть еще Серебряные, Медные, Оринины, Волжские, Ивановские.
Так за разговором и время быстро протекло.
Как ни ждал мальчик появления города, а первым увидел его кормилец.
— Гляди-ка, Ярославич, эвон и Владимир.
Посмотрел Александр и увидел: впереди в легкой дымке сияют золотые луковицы куполов. Колеблются в легком мареве.
— Как в сказке, — засмеялся княжич.
— Верно, — согласился Федор Данилович и, обернувшись, дал знак дружинникам подтянуться, держаться кучнее.
Перед высокими каменными воротами с золотой маковкой копыта коней громко застучали по деревянному настилу моста.
Едва въехали на улицу, как впереди уже побежали, мелькая пятками, мальчишки, вопя восторженно:
— Княжич из Переяславля! Переяславский княжич!
Детям было особенно лестно, что с почетом в город въезжает хотя и не ровня им, но их ровесник.
— Княжич!.. Княжича смотрите!
Выходили из ворот мизинные — простого звания люди, стояли обочь дороги, кланялись, приветствуя княжича, рассматривали с любопытством и приязнью.
И вдруг в ватаге бежавших впереди детей появился мальчишка лет восьми-девяти с сорочонком. Сорочонок садился к нему на плечо или на голову, когда мальчик останавливался. Но когда он бросался в бег за другими, сорочонок сваливался и летел, часто махая крыльями и не упуская из виду хозяина.
— Гляди, гляди, Данилыч, — не выдержал княжич.
— Ничего такого, — пожал плечами кормилец, — смальства тварь приучена.
— Забери ее мне, — попросил Александр.
— А зачем это тебе, князю?
— Надо, Данилыч. Ну, купи, если что. А?
Федор Данилович поерзал в седле, молвил негромко:
— Помилуй, Ярославич. Соромно мне, старику, с мальцом торговаться. Подожди. Я потом пошлю Сбыслава.
Кормилец втайне надеялся, что княжич забудет о сорочонке. Впереди столько впечатлений. Так и есть!