Александр Первый: император, христианин, человек
Шрифт:
Хотя многие прочие укоры никуда не делись, так и маячили рядом… К этому времени Александр, похоже, в полной мере осознал нелёгкую правду относительно того, что такое политика мирового масштаба – правду, элементы которой раньше проскальзывали как-то мимолётно, а теперь она предстала во всей весомости и грубости и заставила императора крепко думать.
6
Александр начал политическую карьеру, считая, что его задачей является совершенствование государственного российского аппарата, неуклюжего и малоэффективного. Решение этой задачи, по его мнению, должно привести к созданию справедливого общества, где люди будут счастливы – а вот тогда можно будет сложить с себя царские регалии, забыть о власти
Вероятно, и мечтами о том, что, узнав мысли императора, его подданные с восторгом примутся воплощать эти мысли в жизнь, Александр себя не тешил. Он достаточно быстро понял, что предстоит долгая, трудная, рядовая работа; настроил себя на это и взялся за обязанности всерьёз. Ему казалось, что он не боится трудностей.
Но он не представлял себе, какие это трудности. Стратегия увязла в болоте повседневных дел, мозговой центр в лице Негласного комитета старался, напрягался что есть сил… однако, держать курс получалось не очень – да и вправду сложно сделать это, когда планы не очень отчётливые, а каждый день вбрасывает новые и новые проблемы, которые надо решать немедля, сейчас, сию секунду – и каждая попытка решить один вопрос тут же ставит перед тобой два новых. Уравнение с тысячью неизвестных! – и конца-краю этой алгебре не видно.
Царь всё-таки считал, что он справится. Разбирая ежедневно ворохи суетных дел, он памятовал о главном и надеялся, что его генеральную линию вот-вот оценят, она заработает сама, люди втянутся в идею, проникнутся, осознают…
Но этого не получалось. Обстоятельства не подчинялись Александру, и он, наверное, чувствовал себя человеком, пытающимся сладить с огромной и незнакомой машиной: та скрипит, лязгает, дёргается, где-то из неё вдруг вылетает гайка, где-то рвётся шланг, где-то клинит шестерню – а он, машинист, мечется, пытаясь сразу и наладить в нескольких местах, и угадать, что надо сделать, чтобы этот неукротимый монстр подчинился и заработал легко и гладко. Но ничего подобного! Обстоятельства не поддавались и не подчинялись; наоборот, они наваливались нарастающим массивом… и наконец, вырвались из-под контроля совсем. Всё развалилось – и вот император Александр лежит на соломе в крестьянской хате, плачет и дрожит от холода.
7
С ужасным позором Аустерлица рухнула и Третья коалиция. Посланник прусского короля министр Гаугвиц прибыл к месту сражения, когда оно закончилось. Министр вёз с собою ультиматум Наполеону, но никому о нём не говорил, и правильно сделал: Фридрих-Вильгельм хоть и прослезился вместе с Александром над остовом своего пращура, был осторожен в прогнозах. Когда Гаугвиц узнал о том, что случилось, то спрятал ультиматум подальше и поспешил ко французскому императору с поздравлениями, на что Бонапарт едко заметил: мол, в поздравлениях самое главное вовремя указать адресата, а прочие слова – какая разница [64, 143]…
Пруссакам он не доверял.
Что же касается Австрии в ранге Священной Римской империи – если перед Аустерлицем она балансировала на грани катастрофы, то после началась агония. Полководческие таланты австрийских генералов привели к тому, что у императора Франца не осталось ни столицы, ни армии, ни территории. Собственно, не осталось ничего. Потому трудно упрекать Франца в том, что он с повинной головой сдался на милость победителя – это был
Так и вышло: государственность и вправду осталась «хоть какая-то», в глубоко ущемлённом виде. Мирный договор, заключённый 14 декабря 1805 года в Пресбурге (Братиславе) [10, т. 34, 435] оставил от Священной Римской империи нечто такое, что называть его Римским, да ещё Священным было бы просто совестно… Официальная кончина данного государственного образования была зарегистрирована 6 августа 1806 года.
Видимо, в Западной Европе в самом деле может быть либо один наследник Римского кесаря, либо ни одного. Двоим же там тесно. В начале девятнадцатого века таким наследником явил себя Наполеон – и наглядно доказал, что он «право имеет». Франц, правда, носил ещё титул императора Австрии, каковой титул при нём и остался; но это, конечно, было не то – что-то вроде утешительного приза.
Тяжелее всех пережил крах Третьей коалиции её духовный и финансовый отец – Питт-младший. Собственно говоря, никак не пережил. Судя по всему, он действительно весь выложился, как спортсмен, в гонке за первенством идущий ва-банк, уже не думая об осторожности, об экономии сил – всё на карту! И вроде бы некий успех обозначился: продолжая спортивные сравнения, можно сказать, что английский премьер сумел захватить лидерство. Но эта Питтова победа обернулась Пирровой – лидерство лопнуло в один день, 2 декабря 1805 года, и вместе с этим лопнул стержень, составлявший цель, смысл, содержание жизни премьер-министра. Машина обстоятельств, которой пытался управлять Питт, была, пожалуй, ещё более сложной и вздорной, чем у Александра, с ней надо было быть просто эквилибристом. Некоторое время у Питта это даже как бы получалось: он явил миру чудеса политической акробатики, «золото и ненависть» стянули-таки, скрепили как бечёвками антифранцузскую коалицию… но лишь на миг. Бечёвки лопнули, конструкция рухнула и погребла под собой сэра Уильяма Питта-младшего. Он умер 23 января 1806 года, через полтора месяца после Аустерлица. Как острили злопыхатели – от «французской болезни».
Пресбургский мир вывел Австрию из большой игры, зато забеспокоилась Пруссия, да и не могла она остаться спокойной, ибо Наполеон загнал её в такой угол, что Фридриху осталось либо воевать, либо капитулировать без боя. Цугцванг! – на шахматном языке такая позиция, когда любой следующий ход лишь ухудшает ситуацию, и выбирать приходится между плохим и очень плохим. Наполеону удалось создать так называемый Рейнский союз [59, т.11, 994]: конфедерацию германских княжеств, полностью зависимую от Франции; эта мера ставила прусского короля в чрезвычайно ограниченное пространство политического маневра.
Насколько рассчитывал на победу Фридрих-Вильгельм, затевая войну с Наполеоном? Имелись ли у него нелёгкие предчувствия?.. Если и были, то сработали они с устрашающей точностью. Война была объявлена 25 сентября (по Григорианскому календарю) 1806 года, а уже 14 октября в сражении близ саксонских городов Иена и Ауэрштадт армия «наследников Фридриха Великого», по старой памяти имевшая высокую репутацию, была разгромлена наголову. Точности ради следует упомянуть, что к Пруссии присоединилась Саксония и ещё несколько мелких государств, так что против Наполеона действовала объединённая прусско-саксонская армия – что ей ничуть не помогло.
После разгрома под Иеной саксонский курфюрст (особо привилегированный князь) Фридрих-Август II тут же переметнулся к Наполеону; и более того, так сумел войти в доверие к императору, что тот «повысил» перебежчика, сделав его королём. Правда, с ликвидацией Священной Римской империи институт курфюршества практически исчез, но не всякий курфюрст приобрёл королевский титул…
Фридрих-Август – забежим немного вперёд! – став саксонским королём под порядковым № I, служил Наполеону, покуда тот был в силе, а как силы подались, перебежал обратно в стан противников – и те опять-таки вынуждены были иметь с ним дело: политическая необходимость, ничего не поделаешь.