Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Ну чем не коммунизм? Правда, повторяю, только для избранных.
Хрущев был живым человеком, не монументом самому себе. Но чудил, много чудил. Партийный аппарат в целом к окончанию хрущевской десятилетки устал от такого стиля правления. Как-то тихо, закулисно, без утечек в верхах созревал заговор против Никиты Сергеевича. По причине малой должности Яковлеву не довелось быть непосредственным участником тех событий, но на последнем этапе это коснулось и его.
12 октября 1964 года, ровно за два дня до того знаменитого пленума ЦК, на котором Никита Сергеевич был освобожден от должности первого секретаря и отправлен на пенсию, заведующего сектором пригласил к себе в кабинет секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов и затеял с ним доверительный разговор.
Секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов. [ТАСС]
Речь шла о том, чтобы Яковлев подготовил передовую статью для «Правды» с изложением позиции Центрального комитета.
Заговорщики в высшем партийном руководстве до последнего держали свои планы в секрете, не без оснований опасаясь, что если о них узнает Никита, то всем несдобровать. А тут второе лицо партии фактически заранее раскрывает низовому работнику страшную государственную тайну. Сообщает о том, что послезавтра состоится пленум, на котором будет обсуждаться вопрос о Хрущеве. В переводе с эзопова чиновничьего языка на обычный человеческий Суслов фактически предупредил Яковлева о скорых переменах в партии и государстве. А закончив, пояснил, зачем зав. сектором вызван в этот высокий кабинет:
— Сразу после завершения пленума в «Правде» должна появиться обстоятельная передовая статья, в которой следует обозначить позицию Центрального комитета.
Яковлев слушал начальника с тревогой в душе. Как это — писать статью, фактически направленную против главного человека в стране и партии? А если Хрущев, как случалось прежде, опять переиграет всех своих недругов? Тогда не сносить ему, Яковлеву, головы. Все всплывет наружу, в том числе и заранее заготовленная антихрущевская статья.
Но ведь и Суслов тоже был не лыком шит, он еще никогда не проигрывал в аппаратных играх, всегда ставил на верного человека, а потому неизменно пользовался доверием первых лиц.
Вот и сейчас он сидел перед ним — сухой, бесстрастный, с лицом, не выражавшим никаких эмоций, только в глазах за толстыми стеклами очков нечто вроде озабоченности.
Об этом человеке на Старой площади ходило много всяких слухов. Где-то промелькнуло: Суслов в те годы покровительствовал Яковлеву.
Трудно согласиться с таким утверждением — хотя бы потому, что Михаил Андреевич если и испытывал к кому-то симпатию, то никогда и ничем ее не выдавал. Это был кремень, а не человек.
Его не зря называли «серым кардиналом». Суслов вел еженедельные заседания Секретариата ЦК, иногда и заседания Президиума, а впоследствии — Политбюро. При жизни мало кто был осведомлен, чем дышит, что чувствует, кого ненавидит и кому симпатизирует Михаил Андреевич. Он, прошедший жесткую школу аппаратных интриг, уцелевший и даже сделавший карьеру еще при Сталине, а затем благополучно переживший Хрущева и работавший вторым при Брежневе, умел вершить дела, всегда при этом оставаясь в глубокой тени.
Было известно, что он — самый настоящий аскет, привыкший довольствоваться малым, равнодушный к цацкам в виде орденов и званий, отвергавший любые, даже незначительные подарки, всегда облаченный в старомодный черный костюм и почти круглый год носивший давно забытые галоши. Было также известно, что он зорко стоит на страже партийных установок в области идеологии, культуры, науки и образования и ни при каких обстоятельствах не допускает даже малейших отклонений от курса партии. Суслов в этом смысле являлся представителем давно вымершего или сгинувшего в лагерях сословия революционеров, свято веривших в неминуемую и скорую победу коммунизма и трудившихся во благо этой идеи круглые сутки без сна и отдыха.
Если кто-то из его коллег по партийному ареопагу мог позволить себе понятные человеческие слабости, например выпивку, легкий флирт, посещение спортивных матчей, то Михаил Андреевич и в этом отношении был безупречен. Ничего личного — только работа на благо партии, родины и победы коммунизма.
В годы борьбы Хрущева с его соперниками внутри Президиума ЦК Суслов занял сторону Никиты Сергеевича. Но, кажется, он никогда не соглашался с первым секретарем по вопросам разоблачения культа Сталина, вскрытия имевших место массовых репрессий. Вернее, скажем так: подчиняясь партийной дисциплине, он всегда голосовал «как надо», подписывал «правильные» резолюции и ничем не выдавал своего недовольства. Однако внутри Суслов оставался если не сталинистом, то представителем самого консервативного крыла в партии.
Теперь он, скорее, интуитивно почувствовал, что хозяина надо менять. И что есть реальные люди, которым такое по силам. И что эти люди займут в партии гораздо более здравые позиции, чем непредсказуемый, импульсивный Никита. И что если сейчас сделать верные шаги, то эти люди его по достоинству оценят.
Воспользовавшись паузой в разговоре, Яковлев уточнил: что же он должен написать конкретно в статье для главной партийной газеты?
Секретарь ЦК остро глянул на него, помолчал, словно взвешивая, насколько откровенным следует быть с этим работником. Потом нехотя выдавил:
— Надо напомнить о тех проявлениях волюнтаризма, которые были, об опасности нарождения нового культа, о несолидном поведении первого лица в ходе его зарубежных поездок.
Он опять замолчал, словно испытывая терпение Яковлева. Тот тоже хранил молчание, любые вопросы в такой ситуации казались неуместными.
— Вы не хуже меня знаете, что вытворял наш Никита Сергеевич и какие последствия были от его художеств. Вот и пишите. Завтра в восемь утра передайте написанное от руки в запечатанном конверте моему секретарю в приемной.
Кажется, в биографии нашего героя тех лет это был единственный случай, когда он не на шутку растерялся. Да, верно, Никита чудил много — чего стоит один поступок на заседании Генассамблеи ООН, когда глава советской делегации, чтобы привлечь внимание и подчеркнуть важность своей речи, снял с ноги ботинок и стал стучать им по столу — на глазах у всего изумленного мира, поскольку заседание транслировалось по ТВ. А эти хамские высказывания в адрес художников, скульпторов, поэтов… Но одно дело шепотом обсуждать выходки лидера у него за спиной и совсем другое — предать его публичной анафеме на страницах самой главной газеты страны.