Александра Коллонтай. Валькирия революции
Шрифт:
Статья Рашеля Греппа «Александре Коллонтай 1 апреля 75 лет» в норвежской газете «Арбеидербладет» («Arbeiderbladet»). 29 марта 1947. Типографский экземпляр На норвежском языке. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 2. Д. 37. Л. 9]
Сталин никогда не отвечал на эти письма, тем более не реагировал на исправления, которые Коллонтай вносила в некоторые свои более ранние тексты с конечной целью выпятить роль Сталина в революции. Молчание Сталина не мешало тому, чтобы обращенные к нему просьбы
С 1947 года стали появляться все новые признаки того, что чистки возвращаются. Сначала политический процесс в Восточной Европе, разоблачение титоистских уклонов — после разрыва с Тито — и «космополитизма». В СССР науку поставили под контроль, всем навязывались идеи Лысенко, а Жданов проводил чистку в мире науки и искусства. Страна жила в страхе, предчувствуя возобновление террора.
Александра Коллонтай была свидетелем этого политического упадка, но хранила молчание и делилась своими опасениями лишь с очень немногими друзьями. Не объяснялось ли это предчувствием скорого конца?
В январе 1950 года она написала одному другу: «В этом году я не в лучшей форме, но надеюсь, что с приходом тепла силы мои вернутся. В Швеции считают, что старость начинается только в девяносто лет, и Бернард Шоу, достигнув этого возраста, просил избавить его от поздравлений: „Я только почти стар“, — говаривал он». Когда Коллонтай писала эти строки, ей было семьдесят восемь лет. Она еще думала о будущем, хотя периодически и жаловалась на свою «инвалидность и зависимость от посторонней помощи».
В январе 1952 года Коллонтай написала сестре своей подруги Зои: «Мое сердце в плачевном состоянии, но так как я еще не завершила свое дело на этой планете, то не собираюсь исчезнуть в пространстве, словно маленький атом».
Однако смерть была ближе, чем она себе представляла и тем более желала.
8 марта 1952 года, за несколько дней до своего восьмидесятилетия и, по примечательному совпадению, в день сорок первой годовщины учреждения Международного женского дня, Коллонтай почувствовала ужасную боль в груди. На рассвете следующего дня она умерла. Вышинский сообщил ее семье о том, как она распорядилась себя похоронить и где хотела бы покоиться. Согласно ее указаниям в Министерстве иностранных дел провели небольшую церемонию. Семенову, временно исполнявшему ее обязанности в Стокгольме, пока она была больна, поручили произнести речь в ее честь. Он прощался с «дипломатом» и не упомянул о революционерке, большевичке, столь преданной партии с 1915 года, и вообще о женщине-политике и ее деятельности. Эта речь, выбор того, кто ее произносил, — посредственного дипломата — все свидетельствовало о том месте, какое Сталин отводил Коллонтай в истории страны.
Дневниковые записи А. М. Коллонтай об особенностях и чертах ее характера. 1947. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1.Д. 48. Л. 1–4]
Коллонтай была похоронена на Новодевичьем кладбище, где покоится так много прославленных русских и советских людей. Ее могила расположена на «аллее дипломатов», неподалеку от останков Чичерина и Литвинова — двух министров, которым она служила. Соседство, безусловно, почетное, но для большевички со столь длинным послужным списком не являлась ли Кремлевская стена более подходящим местом последнего успокоения?
Все подтверждает тот факт, что Коллонтай было отказано в признании ее большевистского прошлого, и прежде всего то, каким образом объявили о ее кончине.
По традиции — и Коллонтай всегда придавала этому большое значение — о смерти известного коммуниста сообщалось в официальном некрологе, опубликованном в «Правде» и подписанном важным лицом из числа партийной иерархии. В этом заключалось признание исторической роли покойного. Однако же «Правда» обошла смерть Коллонтай молчанием.
Марсель Боди писал в связи с этим: «После смерти Александры Коллонтай я каждый день открывал „Правду“, желая найти там некролог и, быть может, статью в память об этой крупной революционной фигуре, которую высоко ценил Ленин и счел нужным пощадить Сталин. „Правда“, столь многословная, когда речь заходила о посмертном прославлении любого партийного деятеля, не посвятила Александре Коллонтай ни одной строчки. Не было объявлено ни о ее смерти, ни о похоронах. Эта неблагодарность по отношению к старому товарищу, которая, при всех оговорках, всей душой служила стране и революции, позволяет судить о партии и государственном строе».
Могила А. М. Коллонтай. Москва, Новодевичье кладбище, не ранее 10 марта 1952. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 95]
Вместо объявления в «Правде» короткий некролог был опубликован в «Известиях» — правительственном печатном органе. И это также нельзя назвать официальной данью уважения, поскольку текст подписан всего лишь «группой друзей и коллег». Тем более не являлось это признанием большевистского прошлого Коллонтай. В некрологе отдавалось должное «первой женщине-послу» и ее дипломатической карьере.
Внук Коллонтай взялся исправить такую несправедливость и восполнить столь урезанную биографию. Он распорядился выгравировать на стеле, возвышающейся над могилой, следующее: «Александра Михайловна Коллонтай, 1872–1952. Революционер, Трибун, Дипломат». И это превосходно резюмировало такую полную жизнь.
Менее чем через год после смерти Коллонтай умер Сталин. Александра Коллонтай совершила почти уникальное деяние в бурной истории страны, прошедшей через революцию. Она единственная, или почти единственная, среди всех деятелей революции, кому удалось избежать губительной ярости Сталина, не порвав навеки с родиной. Наконец, если Сталин, прежде чем уйти в мир иной, вновь погрузил свою страну и партию в террор (только что отгремело «Дело врачей»), то Александра Коллонтай закончила свои дни мирно, не разделяя страха, которым было охвачено общество, никогда даже не затрагивая эту тему, кроме как в самых интимных беседах. Это свидетельствует прежде всего о незаурядности ее личности, которую невозможно понять в отрыве от долгой истории России и не столь долгой — СССР, ибо она принадлежит им обоим и во многих отношениях является их отражением.
Заключение. Кем же на самом деле была Коллонтай?
Насыщенная жизнь Коллонтай вызывает много вопросов, и самый главный из них связан со Сталиным. Чем объяснить ее исключительную судьбу, особенно в том, что касается отношений со Сталиным? Что это были за отношения? Это наводит на последний и очень деликатный вопрос: кем на самом деле была Коллонтай? Революционеркой? Сталинисткой? Оппортунисткой, умеющей приспособиться к любым историческим поворотам?
Что касается революционерки, то ее биография свидетельствует о всецелой и стойкой приверженности делу революции. Александре Коллонтай, как и многим женщинам из ее аристократического окружения, не давало покоя реальное положение дел в стране (отсталость, нищета, распространенная в обществе), и одновременно с этим ее возмущали привилегии, которыми пользовалось меньшинство, и одолевали мысли о том, что такой порядок поддерживался верхами общества. У «кающегося дворянина», описанного Тургеневым и воплощенного Кропоткиным, было и женское лицо — лицо Веры Засулич и главным образом Александры Коллонтай.
Как же она прошла путь от «кающейся дворянки» до той, что примирилась со Сталиным? Признаки этого примирения стали заметны очень рано, уже с середины 1920-х годов, когда Сталин начал движение в сторону абсолютной власти и столкнулся с Троцким, как оказалось, главным препятствием на этом пути, а Коллонтай в их конфликте встала на сторону Сталина. Действительно, в 1924 году она передала Институту марксизма-ленинизма письма Ленина, которые содержали критику в адрес Троцкого и пригодились Сталину в дуэли с последним. В 1926 году, когда амбиции и жестокий характер Сталина уже не вызывали сомнений, Коллонтай ответила безоговорочным отказом Троцкому, призывавшему ее присоединиться к оппозиции.