Александра - наказание Господне
Шрифт:
Павел хмыкнул, но тему с конюхом оставил в покое. Любопытство пересилило голод, и он спросил:
– Ну, Агафья, не тяни кота за хвост, скажи, что ты тут колдовала?
– Да не колдовала я, настойку на травах делала. Мадемуазель нашей, Сашеньке, лицо протирать, авось поможет! – с заговорщицким видом прошептала старушка.
– С чего это тебе загорелось, все равно она утром уезжает. Кирилл ее вызывал вечером, чтобы отказать от места...
– В том-то и дело, Павлуша, что не отказал! – Старушка с торжеством взглянула на него, и даже в полумраке кухни было заметно, что она покраснела от
– То есть под дверями стояла... – Верменич с укоризной покачал головой. – Черти, видать, уже дрова под ту сковороду подкладывают, на которой тебе повертеться ох как придется! Ладно, не обижайся! – Он погладил старушку по сморщенной, в коричневых пигментных пятнах руке. – Рассказывай уж, что углядела. Мне и самому невтерпеж узнать, почему он Полинин приказ решился отменить.
– Да я мало что видела, – старуха внимательно посмотрела на Павла, словно готовила его к следующему сообщению, – но сдается мне, что не зря они только-только расстались...
– Да не томи ты душу! – рассердился гость. – Не миловались же они там, в самом деле?
– Они целовались, Павлуша! – тихо проговорила нянька.
Верменич вскочил с лавки:
– Врешь ты все, старая! Не может этого быть!
– А не верь, если не хочешь! Я и сама было глазам своим не поверила.
– Где сейчас Кирилл? – Павел в три шага преодолел кухню.
– У себя в кабинете. С тех пор, как она уехала, все ходит, ходит...
– Так она все-таки уехала! – От грозного мужского рыка пламя в лампадке испуганно вздрогнуло, на стенах всполошились тени, а Агафья оступилась и села на лавку.
– Господь с тобой, Павлуша! Она до села уехала. Матвей-староста Христом-богом молил спасти его Дарью. Схватки у нее почитай третий день, а дите родить не может. Наш-то, – прошептала она, кивнув в сторону княжеского кабинета, – тоже было собрался. А она ему и говорит, оставайтесь, дескать, дома, князь. Негоже у меня под ногами путаться.
– Так и сказала? – вытаращил глаза Верменич и расхохотался. – Представляю, каково ему было! Пойду-ка я побеседую с его светлостью.
– Только про меня, Павлуша, не сказывай, осерчает ведь, страсть! – торопливо зашептала Агафья. – Как ты думаешь, если бы Матвей не появился, до утра у них что-нибудь сладилось бы?
– Ну и интриганка ты, голубушка! – притворно тяжело вздохнул Верменич. – Законная невеста в холодной постели мается, а ты жениха за гувернантку почти пристроила!
– Ужо тебе, охальник! – забормотала сердито нянька. Павел торопливо чмокнул ее в щеку и вышел из кухни.
...Кирилл поднял стоявшую около кресла бутылку и посмотрел ее на свет. Вина осталось на пару глотков, не больше, и он вернул ее на прежнее место. Вторая бутылка, пустая, валялась на боку рядом с первой, а третья, неначатая, стояла на письменном столе, но до нее еще надо было добраться...
Прошел час с того момента, как Александра покинула его кабинет. Количество выпитого превысило все допустимые пределы, которые он определил себе, чтобы расслабиться. В голове царил полнейший сумбур, а его попытки разобраться во всем, что с ним случилось за последние месяцы, заканчивались неудачей и очередным
Адашев с тоской посмотрел на ставший недосягаемым стол. Еще несколько подобных встрясок, и он станет законченным пьяницей. Возможно, в этом что-то есть! Уйти от забот, от необходимости что-то доказывать, бороться... Сидеть себе вечерами у камина, бездумно смотреть в огонь, и чтобы никто в этом доме не смел тебя тревожить... Старый, грузный, с обрюзгшим лицом, в засаленном потрепанном халате. Наедине с верной подругой – подагрой, всеми забытый, никому не нужный...
Кирилл поморщился. Воображение у него всегда было прекрасное. Тем более что он сам по собственной воле сделал первые шаги и к этому креслу, и к халату, и к одиночеству в старости. Дорого бы он дал, чтобы все оставить как прежде. С Полиной, конечно, глупо получилось, но невеста еще не жена, есть много причин, чтобы разорвать помолвку. Только не в его натуре идти на попятную. Прежде чем сделать предложение, он целую ночь не спал, и все должно было, казалось, пойти без осложнений. Но нет! Первым встал на дыбы Павел, который сам ни единой юбки не пропустил, будь она с оборкой по подолу или из грубого льна, а тут будто белены объелся! Не по душе ему, видите ли, Полина. А дети? Тоже непонятно. Адашев не был теперь уверен, что это гувернантка настраивает их против Полины. Какой ей в этом резон?
Но тут точно по волшебству пахнуло на него ароматом лаванды, и Кирилл закрыл глаза. Мягкие женские губы ласково коснулись его щеки, тонкие пальцы скользнули за отворот сорочки... Князь застонал, но она продолжала мучить его легкими прикосновениями. Манила, звала за собой... Видение, бесплотное существо, а ведь совсем недавно он держал в своих объятиях девушку, которая вызывала у него такие же чувства: безумный восторг от предчувствия близости, упоение, счастье. Но стоило открыть глаза, и сказка улетучивалась. Прекрасная принцесса превращалась в жалкую дурнушку, и даже всесильный Калиостро не смог бы превратить ее в ту далекую, синеглазую мечту, от которой нет ему ни сна, ни покоя...
Как ему сейчас не хватало Павла! Хотелось поговорить обо всем откровенно, рассказать о несбыточных мечтах, но самый близкий друг, почти брат, тоже готов покинуть его...
– Я всегда говорил, что тебя и на минуту нельзя оставлять без пригляда! – прозвучал за его спиной знакомый, с едва заметной хрипотцой голос. – Нажрались, сударь, до беспамятства или что-то еще соображаете? – Павел поднял с пола одну бутылку, другую и с укоризной взглянул на Кирилла. – Да-а, совести у тебя, гляжу, и на глоток не осталось! Это ж надо столько выпить, а про старого собутыльника и не вспомнить!
– Посмотри на столе, там еще пара бутылок есть. – Адашев постарался скрыть свою радость, но голос его все-таки дрогнул, когда он спросил: – Тебе-то что не спится?
– Попалась мне, Кирюша, с вечера в руки занимательная книжица. Я пока ее не прочитал, с места не встал. А в ней про вареники со сметаной, да про сало, да про колбасы наши деревенские, да все с этаким смаком! Ну, истинный Рабле этот Гоголь, только наш, малороссийский...
– Не знаю такого, не читал! – прервал его Адашев. – С чего это тебя ночью на чтение потянуло, или дня уже не хватает?