Александра
Шрифт:
— Государь, есть у меня платья с подолом в пол. Но они для торжественных приёмов.
— Для чего?
— Для приёмов. Вот как я ездила с Еленой к тебе, когда ты первый раз принимал нас. Это и есть торжественный приём. Ты принимал нас. Разве плохие наряды на нас были?
— Хорошие. Мне понравились. Но вот это?!
— Это наша повседневная одежда. Мне так проще передвигаться и ездить на коне. Прости меня, Великий Государь, но такая уродилась я, что не могу ровно сидеть на попе, возле окошка и вышивать, дожидаясь мужа. Чем плоха моя одежда? Приличия соблюдены. Разве кто-то видит моё тело? Нет. Моё тело видит только мой муж.
—
— Значит, ты решила ехать сама во владения Вяземских?
— Да. А как ещё?
— Никак. Я не дозволяю.
— Почему?
— Опасно там, Александра. Не дай бог татарам или ногаям попадёшь.
— А я привыкла к опасности. Всю жизнь живу в ней. А ехать мне нужно, государь.
— Непокорная ты, слушать не хочешь.
— Слушаю тебя, Государь. Запретишь, не поеду. Только правильно ли это будет?
— Людишки есть. Отправятся, всё доложат.
— Людишки, это хорошо. Но лучше самой взглянуть. Я хочу место для крепости выбрать.
— Ты думаешь, без тебя не выберут?
— Может и выберут. Но правильно ли? Понимаешь, Государь, я хочу строить крепость по новым правилам.
— По каким по новым?
— Как раньше строили и сейчас продолжают строить крепости и прочие оборонные фортификации?
— И как, умная ты наша?
— По старому. А так строить уже нельзя. Первыми это поняли итальянцы. Они стали перестраивать свои бастионы по новому.
Василий сел в кресло. Смотрел на меня.
— Ты сама сказала, что первыми начали строить по новому итальянцы. Так они у меня и так строят.
— Нет, государь. Те итальянцы, которые сейчас у тебя они строят оборонительные бастионы по старому. Ибо не общаются со своими соотечественниками в Италии. Они ещё не знают новых веяний в военном строительстве.
— А ты знаешь?
— А я знаю.
— Говори.
— Как строили раньше стены и башни? А строили их высокими и тонкими. Всё, теперь так нельзя строить. Всё дело в пушках. Пушки очень быстро разбивают такие бастионы. По сути, даже стены Кремля и башни уже устарели. И если ворог подойдёт к Москве с артиллерией, то очень быстро разобьёт стены Кремля. Понимаешь? Строить нужно стены и бастионы ниже, но толще. И сразу предусматривать в них место для крепостной артиллерии.
Я замолчала. Князь сидел задумавшись. Потом встал, прошёлся по комнате. Взглянул на меня.
— Вот ты неугомонная, Александра.
Подошла к нему. Погладила его по плечу.
— Такая уродилась я, Государь, неугомонной.
— Хорошо, дозволяю тебе ходить в этой одежде.
— Спасибо, мой Государь. А что насчёт земель Вяземских? Дозволь мне поехать туда. Мне очень это надо. Пожалуйста. Прошу тебя.
Он молчал. Я видела, как желваки играли на его скулах. Он смотрел мимо меня.
— Обещай мне, что ты не попадёшь к поганым?
— Не попаду. Обещаю.
— Хорошо. Дозволяю. Но с тобой пойдут мои люди. Поняла?
— Поняла. — Я радостно выдохнула. Пусть идут, это даже хорошо. — Дозволь тогда, что бы я заказала пушки.
— Иди. Дозволяю. — Он посмотрел на меня. Смотрел мне в глаза. Я видела, понимала своим женским чутьём, как в нём боролись его чувства.
— Спасибо тебе.
— Иди, Александра.
Я не стала тормозить, а то неизвестно до чего дальше бы дошло дело. быстро вышла. Мне ещё договорится с мастерами нужно…
Великий Князь стоял возле окна. В комнату постучались.
— Кто там?
— Это я, Государь. Иван Вельяминов. Твой окольничий.
— Заходи. — Иван зашёл. — Что хотел?
— Поговорить с тобой, Княже.
— Говори. — Государь не обернулся к своему верному холопу. Тот смотрел в спину Василию.
— Государь, ты веришь в то, что она царевна?
Василий Третий замер, потом повернулся к Вельяминову.
— Не понял?
— Не могут царевны быть неизвестными, столь долгое время. Я разговаривал с разными послами. Никто о них не знает, государь. Я уверен, самозванки они. Пытать их надо. Думаю лжу они говорят и готовят чёрное дело против тебя.
Василий заинтересованно смотрел на своего боярина. Подошёл к нему. Улыбнулся. Вот только глаза его не улыбались. Вдруг резко он выбросил руку и схватил Вельяминова за горло. И сжал свои пальцы в смертельном захвате. Боярин захрипел. Василий наблюдал за его агонией с интересом. Потом сказал:
— Ты, Ванька, так ничего и не понял? Плохо. Ибо не окольничьим моим тебе быть, а шутом-скоморохом. Тебе же сказали, что Рюриковна она и царская дочь. Мной было сказано и митрополитом. Или ты себя считаешь, червь, что выше господина своего? Умнее его? — Василий сильнее сжал свою пальцы. Боярин совсем захрипел, начал бледнеть и даже зеленеть. Но вот Великий Князь разжал пальцы. Боярин рухнул на колени. Ноздри Василия раздувались в бешеной ярости. Он смотрел на холопа своего сверху вниз. Поставил свой сапог ему на голову. — Запомни, раз и навсегда, червь. Александра царевна. Рюриковна. Если я ещё узнаю, не дай бог, что ты готовишь хулу на неё. Или ещё как навредить ей хочешь, я с тебя с живого кожу сниму, а потом на кол. Она одна стоит пары дюжин таких как ты.
— Прости, Государь. — Заверещал боярин, упав на четвереньки. Начал целовать носки сапог Великого Князя. — Бес попутал.
— Пошёл отсюда. Ты меня огорчил очень сильно. Я подумаю, что с тобой делать. Вон! — Боярин задом, на четвереньках стал отползать, пока не ткнулся в дверь. Открыл её, опять же задом и исчез…
С пушкарями я договорилась. Два «единорога» взялся делать Пётр Фрязин Пушкарский. Две другие взял делать Васюк. Делать будут по моим рисункам. Где я всё им объяснила, особенно о строении зарядной каморы конической формы, куда закладывался пороховой заряд. Особенность состояла в том, что она была приспособлена была для картузного заряда, что ускоряло перезарядку и повышала скорострельность. Это было важным. Откуда знала? Всё очень просто. Мы бывали с отцом в военно-историческом музеи артиллерии, инженерных войск и связи в Питере. Папа мне рассказывал и ни раз, как развивалась русская артиллерия. С особой гордостью он рассказывал о тех артиллерийских системах, которые были изобретены русскими оружейниками. Вот пушка «единорог» как раз и была изобретена в середине 18 века двумя русскими артиллеристами. На вооружение русской армии поставлена графом Шуваловым и все эти пушки имели герб графов Шуваловых — зверь-единорог. Поэтому их и назвали — «единороги».