Александра
Шрифт:
Свое счастье ты проспал:
Сколько раз тебе давала,
Ты ни разу не попал!
Елена закатилась и упала на спину. Хохотала, крича: «Мазила! Как можно промазать? Ой я не могу!» Я тоже смеялась.
Потом ещё посидели немного. Хорошо тут было. Запах, напоенный травами, лесом. Вспомнила слова Николая.
— Лен, а Лен?
— Что?
— Скажи, у вас тут где-то есть место, где в старину было языческое капище.
—
— Не знаю. Говорят, там какая-то жуткая атмосфера.
— Я была там один раз. В общем-то ничего жуткого. Просто как-то неприятно, если честно.
— Это как?
— Вот смотри, мы сидим сейчас с тобой на травке, вокруг разные насекомые летают. Птички поют.
— Ну и?
— А там этого нет. Тишина как на кладбище.
— Далеко это отсюда?
— Нет. Пять минут езды. Правда потом пешком немного надо пройтись, метров триста. Так как на машине не подъедешь.
— Поехали?
— Хочешь, поехали.
Мы сели в машину и Елена, сунув губную гармошку в джинсы, тронулась с места. У меня было странное чувство, как в детстве, когда лезешь в тёмный чулан. Душа уходит в пятки, но ты всё равно идёшь в темноту и каждый раз ожидаешь, что на тебя кто-нибудь прыгнет или схватит за ногу. Вот и сейчас я испытывала нечто подобное. Мы ехали минуты три-четыре. Потом Елена остановила машину, заглушила её.
— Пошли. Вот здесь в роще. Просто дальше пешком надо.
— Пошли. — Я вылезла из салона, повесила свою спортивную сумку на плечо. Лук с колчаном и шашку.
— Саш ты зачем всё берёшь?
— Мы же машину оставим?
— Ну и что?
— Ну как что? А вдруг кто-нибудь решит проверить аппарат на предмет ценного. А для меня тут всё ценное.
— Саша, это уже паранойя.
— Лен, знаешь пословицу, подальше положишь, поближе возьмёшь. Ну и вдруг там на капище кто-нибудь будет злой и неадекватный. А мы его шашкой приголубим или зад из лука прострелим. Так что, подруга моя, бери и ты свой лук. Пойдём. И ещё, еду, что осталась возьми.
— Зачем? Мы что там, до вечера будем?
— Не до вечера. Просто если капище, пусть и языческое, но надо будет какое-нибудь подношение сделать. Вот мы еду и оставим. Нам то она уже будет не нужна. А так мало ли, славянских богов задобрим. Ну и плюс по стреле оставим. Тоже в качестве подношения.
— Ну я с тебя не могу, Сашка! — Елена засмеялась. — Ты что веришь во всю эту муру? Боги там и прочее? Может ещё в лешего и чертей?
— Не то, что верю, но сбрасывать совсем со счетов это не нужно. Предки наши были не дураки, согласись и верили. Не просто же так. Вот скажи, ты крещёная?
— Крещёная. У меня даже крестик золотой есть. Смотри. — Она вытащила из-под майки золотой крестик на золотой цепочке.
— Молодец. У меня тоже крестик есть. А ты хоть одну молитву знаешь?
— Знаю. Меня бабушка заставляла учить. Еже си на небеси, да святиться имя твое, да прибудет царствие твое…
— Достаточно. Вот видишь, а ты говоришь. Сама шпаришь молитву, от зубов отскакивает.
— Да ладно, Сань.
— Не ладно. Мой папа, царствие ему небесное, рассказывал, что он ни один раз в бою обращался к господу, прося защиты. Так что не ладно. Бери свой лук и колчан, и пошли.
Елена, ухмыляясь, всё же взяла лук с колчаном, закрыла машину и мы пошли. Углубились в рощу. Чем больше углублялись в рощу, тем всё тише становилось вокруг. И правда нет пения, и чириканья птиц. Насекомые не жужжат, бабочки не порхают. Тишина становилась какая-то давящая. Мы сами шли молча. Наконец, вышли на полянку. На ней рос старый дуб, мощный такой. рядом с ним лежал какой-то плоский валун. Мы подошли ближе.
— Вот Саш, капище. Валун видишь? — Сказала тихо, полушёпотом Елена. — На нём жертвоприношения делали. На камне даже бороздки выбиты. Это кровь по ним стекала. Так говорят.
И правда. Валун имел неправильную прямоугольную форму. В середине была выемка, от которой шли бороздки, вытесанные в камне в обе стороны к бокам. Мы с Еленой застыли. Вокруг была тишина. Даже ветерка не было.
— Лен, какой дуб старый. Сколько ему, интересно?
— Говорят больше тысячи лет.
Мы ещё постояли с ней глядя на валун. Я взяла у Елены сверток с едой. Там ещё оставался хлеб, полукопчёная колбаса, огурец, парочка помидор и яблоко. Всё это положила на камень. Пусть так. Это лучше, чем совсем ничего. Неожиданно раздалось воронье карканье. Мы обе с Еленой вздрогнули. Пара ворон сидела на дубе и обе орали.
— Да чтоб вас, курицы загорелые! Заткнитесь! — Крикнула Елена зло. И тут реальность дрогнула, словно гладь воды и от валуна пошли волны. Нас обдало ледяным холодом. — Мамочка! Что это? — Воскликнула Елена. Опять реальность дрогнула и вновь пошли круги от камня, словно в воду бросили камушек. На этот раз на нас дохнуло жаром. И я почувствовала запах гари. Мелькнула мысль, лес горит что ли?
— Лена заткнись! — Крикнула ей, как реальность опять дрогнула в третий раз. И вновь круги. На этот раз в нос ударил запах крови. Услышала лязг железа, словно кто-то бился клинками, крики ярости и боли. Что происходит? Внезапно всё прекратилось. Мы всё так же с Еленой стоим на поляне. Перед нами тот же камень. Вот только кажется, что-то неуловимо изменилось.
— Сань, что это было? — услышала вопрос Елены и очнулась. Вышла из какого-то ступора.
— Что было? Что ты видела? Чувствовала?
— Я когда закричала на ворон, словно сам воздух загустел, а потом дрогнул. Даже волна пошла, которая всё искажало вокруг. Потом второй раз и третий. Саш, а ты видела это? У меня же не глюки были?
— Успокойся, не глюки. Я тоже это видела и почувствовала. А у двоих одинаковых глюков не бывает. А ещё я почувствовала холод, как в крещенские морозы, а потом наоборот жар, словно рядом горел большой костёр. Даже гарью пахло. А в третий раз, запах крови и звуки боя.