Александровский cад
Шрифт:
В последних словах капитанши вновь прозвучала неприкрытая угроза. Танька выдержала небольшую паузу и ответила:
– Я-то, конечно, запомнила. Но и вы запомните: мужчины предпочитают любить женщин – а не самолет в юбке… – Танька тоже смерила офицершу с головы до ног и добавила с ухмылкой: – И тем более не с такими кривыми шасси. По-моему, это так у вас называется, «ми-ла-я»?
Капитанша машинально посмотрела на свои ноги, потом на Таньку и собралась было что-то ответить, но Казарина отодвинула ее руку и спокойно прошла мимо.
Над землей поднималось огромное солнце, окрашивая серые фюзеляжи самолетов в огненные тона. Не обращая внимания на все эти красоты, заспанные механики готовили машины к полету, тихо переговариваясь друг с другом.
А в это время в километре от аэродрома в лесу чья-то рука отодвинула куст и из груды валежника достала рацию. Накинув антенну на ветку, неизвестный включил тумблер, взялся за ключ и начал отбивать морзянку.
Сообщение было принято радистом в немецкой форме и вложено в папку. А чуть погодя на взлетную полосу выкатился самолет со свастикой на крыльях. Он разогнался и взмыл в небо.
Уже окончательно рассвело, когда на пыльной полевой дороге показалась машина. На заднем сиденье расположились Таня и Василий Сталин.
– Часа через полтора будем в Белокаменной, – поглядев на часы, зевнул Сталин. – Хорошо хоть, базируемся близко от Москвы. Не люблю я эту тряску. Вчера оттуда, сегодня туда. Слушай, Тань, – вдруг сменил тему Василий, – давно хотел спросить, что у вас все-таки с Мартыновым?
Таня вспыхнула, хотела что-то ответить, но в эту же секунду послышался нарастающий гул.
– Кажись, наш летит, – едва водитель закончил фразу, тень вражеского самолета накрыла машину.
– Немец! – заорал Василий. – Сворачивай!
Водитель еле успел сманеврировать. Раздалась пулеметная очередь, и град пуль поднял пыль на дороге перед самым бампером. Самолет скрылся впереди за лесом, сделал круг и снова зашел на прежний курс.
– Танька, на пол! – успел проорать Сталин, стащив ее с сиденья и накрыв своим телом.
На этот раз пулеметная очередь прошила капот и крышу. Водитель резко свернул вправо, и машина помчалась по траве к ближайшему лесу. Самолет сделал еще один круг и опять начал настигать беглецов. Новые выстрелы попали в боковое стекло, раздался крик, и водитель стал заваливаться набок. Но постепенно теряя сознание, он до последнего не отпускал педаль газа, и машина продолжала, хоть и виляя, стремительно лететь к спасительному лесу. Уже на самой опушке Василий, перегнувшись, успел схватить руль, резко дернул его влево, и только благодаря этому они проскочили между деревьев, плавно зарулили в просеку и остановились, уткнувшись в небольшой холмик. А самолет сделал последний круг, дал еще одну очередь и скрылся. Василий вылез из машины и помог выбраться Тане:
– Жива?
– Кажется… – неуверенно ответила она, отряхивая с юбки пыль и осколки стекла.
Недослушав, Сталин метнулся к машине, рванул на себя дверь, и Казарина увидела истекающего кровью шофера.
– Надо его перевязать, – изменившимся от ужаса голосом произнесла она.
Но Василий, приподняв безжизненно лежащую на руле голову своего любимца, безнадежно махнул рукой.
– Ему уже не помочь.
Они сели на траву и оба, не сговариваясь, уставились в небо.
– Не понимаю…
– Это ты про что? – всхлипывая, спросила Татьяна. Васька не услышал ее вопроса.
– Не понимаю… не понимаю… – бормотал он, качая головой.
Глава 19
В жилконтору дома № 4 по Варсонофьевскому переулку заглянул человек в промокшем пальто. Он снял шляпу, повесил ее на гвоздь и, ничего не говоря, сел на стул напротив удивленного управдома. Герман Степанович Варфоломеев (а это был именно он) пригладил волосы и устало заметил:
– Погодка-то нынче, а?
Управдом поправил очки и вновь удивленно посмотрел на вошедшего. Варфоломеев залез во внутренний карман пиджака, извлек из него какой-то документ с гербом и сунул под нос управдому:
– КУБ! Контрольно-учетное бюро. Направлен провести учет отоваренных продовольственных карточек за этот квартал среди жильцов вашего дома.
Управдом снял бухгалтерские нарукавники и удивленно воскликнул:
– Так ведь на прошлой неделе приходили! Варфоломеев, не моргнув глазом, ответил:
– К вам приходили, да к нам не дошли. Инспектор попал под бомбежку вместе с документами.
Управдом закачал головой, изображая искреннее соболезнование:
– Ой-ой-ой!…
Но Герман Степанович строго оборвал:
– Вы не вздыхайте. Вы домовую книгу давайте. Управдом еще больше погрустнел и протянул Варфоломееву засаленную канцелярскую тетрадь. Герман Степанович распахнул ее и начал листать:
– Так-так-так… Сразу наблюдается непорядочек.
Дверь открыла немолодая женщина интеллигентного вида. Управдом с порога начал строгие наставления:
– Что ж вы, гражданка Климова, подводите нас? Карточки умершего мужа отоварили, а в домоуправлении об этом не отчитались. Это серьезное нарушение. Вот, товарищ из комиссии возмущается.
Варфоломеев важно кивнул и проследовал в прихожую. Климова развела руками:
– Вы же знаете, какое горе нас постигло. Варфоломеев оборвал женщину:
– Знаем!
Его глаза забегали по полкам и шкафам.
– Давайте пройдем куда-нибудь, где можно сесть, мне надо все записать.
– Конечно-конечно, – покорно согласилась Климова и указала в сторону гостиной. Варфоломеев двинулся за ней, а управдом остался в прихожей.
Проходя по коридору, Герман Степанович увидел на кухне женщину в добротном плаще. Это была Анна. Они пересеклись взглядами. По лицу Анны пробежала тень далекого воспоминания.
Войдя в гостиную, Герман Степанович огляделся, и его цепкий взгляд тут же упал на книжные стеллажи.
– Хорошая библиотека у вас, – мимоходом заметил он. – Наверное, всю жизнь собирали?
– Что вы! – вздохнула Климова. – Это от прежних хозяев осталось. От тех, что до революции тут проживали. Мы с мужем так любили вместе все это читать…
Женщина всхлипнула и вышла из комнаты.
Варфоломеев остался в комнате один. Сделав для виду запись в блокноте, он подошел на цыпочках к двери и прислушался. На кухне Климова о чем-то оживленно разговаривала с Анной. Неожиданно разговор прервался, Герман Степанович быстро вернулся за стол. Климова вошла в гостиную и, взяв с книжной полки какой-то древний фолиант, бросила на ходу: