Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
— Нам нужно спасать царство...
Пуришкевич был в Думе выразителем крайне правых взглядов. Блестящий оратор, он свято верил в незыблемость абсолютного самодержавия. Он часто ездил в Ставку, лично занимался безвозмездной помощью раненым и увечным воинам, «курировал» санитарные поезда, циркулировавшие между фронтом и Петроградом с его военными госпиталями. Но даже Пуришкевич не осознавал опасности, которую несла для сражающейся Русской армии распутинщина. Алексеев эту опасность в деятельности отца Григория видел.
Для Михаила Васильевича показателем
Императрица и «Друг» семьи Романовых довольно странно отнеслись к успеху наступления Юго-Западного фронта. Так, Александра Фёдоровна писала мужу:
«Он находит (Распутин. – А.Ш.), что... не следует так упорно наступать, поскольку потери слишком велики...
Наш Друг надеется, что мы не станем подниматься на Карпаты и пытаться их взять, так как, повторяет Он, потери снова будут слишком велики...».
Разумеется, начальник штаба Ставки не читал писем императрицы. Но то, что он ощущал «монаршью длань» государыни, бесспорно. Николай II отвечал на одно из писем венценосной супруги так:
«Я сказал Алексееву, что нужно остановить эти безнадёжные атаки... на Карпаты».
Из Зимнего дворца на это пришёл радостный ответ:
«По поводу твоих последних приказов Брусилову наш Друг сказал следующее:
— Я испытываю удовлетворение от последних распоряжений папы. Всё будет хорошо».
«Папой» бывший сибирский конокрад, а ныне всемогущий придворный прорицатель называл государя императора Николая II.
Алексеев всё же настоял на продолжении успешно развивающегося наступления брусиловского фронта. Причём настоял при всей своей человеческой мягкости.
Полковник Романов, в свою очередь не сумевший «убедить» собственного начальника штаба, с некоторой горечью писал в Петроград императрице:
«Алексеев просит разрешения продолжать наступление... и я согласился...».
Александра Фёдоровна ответила:
«Наш Друг очень раздражён тем, что Брусилов не выполняет твоего приказа об остановке наступления, хотя ты был подвигнут свыше дать этот приказ, и Господь благословил твоё решение. Наш Друг опять указывает на бесполезные потери».
Верховному главнокомандующему пришлось оправдываться «за Брусиловский прорыв» перед императрицей и, естественно, перед Распутиным:
«Я только что получил твою телеграмму, в которой ты говоришь о том, что наш Друг очень расстроен тем, что мои планы не осуществились...
Создана дополнительная армия, которая удвоит наши силы в наступлении...
Новая армия позволяет надеяться на успех. Вот почему я дал генералу Алексееву своё согласие...
Моё решение, с военной точки зрения, совершенно правильное и сегодня верное...
Эти детали не должны совершенно касаться тебя. Я прошу об этом, дорогая, передай Распутину только одно:
— Папа приказал предпринять значительные шаги...».
На такое письмо из Ставки Александра Фёдоровна ответила отчаянным посланием:
«Я умоляю, дай опять Брусилову приказ остановить бесполезную бойню...
Зачем повторять безумие немцев под Верденом? Твои прежние планы, такие мудрые, были одобрены нашим Другом.
Вернись к ним...
Наши генералы теперь уже не считаются с потерями живых людей и не останавливаются перед ужасным кровопролитием. Это грешно».
Верховный главнокомандующий сдался:
«Моя дорогая.
Генерал Брусилов, получив мои инструкции, немедленно отдал приказ остановить наступление».
Приказ о прекращении наступления Юго-Западного фронта в 1916 году вызвал немало разнотолков. Особенно если учитывать, что русские войска уже прорвались в карпатские леса. Так, генерал Гурко, участвовавший в наступательных операциях, в своих послевоенных мемуарах замечал:
«Войска были измотаны, и это имело свои последствия... Но нет никакого сомнения в том, что остановка наступления была обусловлена приказами Ставки».
Здесь генерал не договаривает. Под приказами Ставки подразумевались, естественно, только приказы императора Николая II.
Брусилов в своих мемуарах тоже не мог «обойти» во многом спорный приказ Верховного.
«Внезапная необоснованная остановка наступления допустима только во время манёвров. В настоящий момент мы не имеем права на необдуманные действия. Противник несёт такие же потери, как и мы...
Но другого пути разбить и уничтожить врага не существует. Потери, а они могут быть значительными, при этом неизбежны».
Во всех этих «трениях» генерал Алексеев в силу занимаемой им должности становился волнорезом, о который в большинстве известных истории случаев разбивались «накаты» на Ставку волеизъявлений императрицы Александры Фёдоровны...
Письмо Николая II, в котором вскользь говорилось о том, что наступления под Ригой пока не ожидается и потому не надо беспокоиться, мало «вразумили» императрицу. В скором времени Александра Фёдоровна прибыла в Могилёвскую Ставку.
Перед этим государь получил от супруги письмо, переполненное назидательными чувствами: