Ален Делон без маски
Шрифт:
Я не стану рассказывать читателю, кто такой Л.Д. Троцкий, о его месте в Октябрьском перевороте 1917 года в России и роли в создании Красной Армии, наконец, о безуспешной борьбе со Сталиным, завершившейся высылкой из СССР. Но и далеко от Москвы, в Мексике, где он нашел после долгих скитаний приют, Троцкий продолжал разоблачать авторитарный режим Сталина, его преступления во время «Большого террора». Сталин не раз через свою агентуру пытался убрать «злопыхателя». В 1940 году его агенты предприняли две попытки уничтожить Троцкого. Одна не удалась: осада виллы Троцкого мексиканскими коммунистами-сталинцами во главе с известным художником Сикейросом провалилась, зато вторая закончилась успешно – гибелью Троцкого. Вот об этом трагическом эпизоде и рассказывал фильм Джозефа Лоузи с недвусмысленным названием «Убийство Троцкого».
Основным
С Лоузи он познакомился на Венецианском кинофестивале в 1962 году, куда тот привез свою картину, снятую в Англии, «Ева» с Жанной Моро в главной роли. Тот тогда бросил фразу, что хотел бы с ним поработать. Так говорили многие: популярность Алена Делона была огромной. Но он запомнил его слова и, зная пристрастие Лоузи к социальной теме, вспомнил о нем в 1971 году. Живя в эмиграции, в Лондоне, Лоузи снял в 60-е годы такие свои значительные фильмы, как «Слуга», «Несчастный случай», «Посредник». Но захочет ли он снимать картину о Троцком? Личность последнего заинтересовала Алена Делона еще в 1968 году, когда «леваки» выступали во время майских событий под троцкистскими лозунгами. Он даже прочитал книгу Троцкого «Моя жизнь» и его памфлеты. Когда же ему попалась на глаза фотография убийцы – Рамона Меркадера, он был поражен своим сходством с ним. Это сходство еще более усилилось, когда Лоузи попросил его надеть очки.
Сценарий драматургов Никласа Мосли и Масолино д’Амико рассказывал почти документально историю убийства. Меркадер же носил вымышленное имя Френка Джексона. Это был испанец, агент НКВД, мать которого, испанская аристократка, была, по некоторым сведениям, любовницей резидента советской разведки в Испании генерала Александра Орлова, «выбравшего свободу» и уехавшего в США. «Личность Джексона, фанатика и политического убийцы, настолько далека от меня со всех точек зрения, – говорил Делон, – что не могла не заинтересовать как актера».
После провала первого покушения Сталин в самых жестких выражениях потребовал ликвидировать Троцкого. Для этого возглавить операцию под названием «Утка» поручили опытному разведчику Науму Этингеру, а в дом Троцкого под именем Джексона был внедрен Рамон Меркадер. Чтобы его допустили на виллу Троцкого, превращенную после первого покушения в настоящую крепость, мнимому Джексону понадобилось немало сил. Он использует для этого секретаря Троцкого Гиту Самуэлс, которая влюбится в него и сама приведет Джексона к патрону как его сторонника и «врага Сталина». Постепенно тот становится своим человеком на вилле. Неужели подозрительный и недоверчивый Троцкий потерял бдительность? Лоузи считал, что ничуть. «Я думаю, что убийца обожал Троцкого, – говорил Лоузи. – И одновременно страшно его боялся. Троцкий же догадывался, что тот его убьет. Он без труда мог помешать ему, но этого не сделал». Исходя из этого, как мне представляется, спорного постулата, режиссер и решил снимать картину как историю взаимной завороженности друг другом – убийцы и его жертвы.
Поняв, что больше тянуть с заданием нельзя, Джексон-Меркадер приходит на виллу со спрятанным под плащом альпенштоком и наносит Троцкому несколько сильных ударов по голове, приведших того к смерти. Ален Делон очень выразительно играл сцену убийства. Ему омерзительно то, что он делает, но он бьет и бьет ледорубом беззащитного человека, понимая, что иначе длинные руки его московских хозяев дотянутся и до него.
Авторы фильма представляют Джексона психопатом, с тяжелыми припадками душевного недуга, которые пугают Гиту, но не настораживают Троцкого. Схваченный охраной, препровожденный в тюрьму, он продолжал и там играть эту роль. Вплоть до своего освобождения через двадцать лет. Так это подано в фильме.
На самом деле Рамон Меркадер просидел в мексиканской тюрьме в здравом уме и трезвой памяти
Создателям фильма пришлось преодолеть немало трудностей, добиваясь от мексиканских властей разрешения снимать натуру в окрестностях бывшей виллы Троцкого. Им всячески мешал очень влиятельный тогда Сикейрос, добившийся того, чтобы в картине Лоузи его имя никак не упоминалось. Только после этого съемочной группе разрешили приехать в Мексику.
Первоначально на роль Троцкого планировался хорошо знакомый Лоузи актер Дирк Богарт, но тот по каким-то соображениям отказался. Тогда режиссер пригласил Ричарда Бартона, мужа Лиз Тейлор. Тот сначала очень подозрительно отнесся к выбору на роль Джексона Алена Делона. Но затем, видя, как он выкладывается во время съемок, проникся к нему уважением. Они даже подружились. Вообще на съемочной площадке царила дружеская атмосфера. Бартон потом признавался, что даже совсем не пил, – а ведь раньше этой своей слабостью он создавал большие сложности режиссерам фильмов, в которых снимался. Когда в газетах за неимением скандальных новостей написали о будто бы имевшей место между актерами драке, Ален Делон выступил с гневной отповедью.
Роль Гиты режиссер поручил по просьбе Алена Делона Роми Шнайдер. Роль была невелика, но не похожа на те, в которых она снималась тогда. Один из критиков назвал ее «антиперсоной». Но ей опять захотелось поработать вместе с Аленом. После «Бассейна» у обоих остались наилучшие воспоминания. В отличие от Делона, не задававшего в подготовительный период лишних вопросов Джозефу Лоузи, Роми отправила ему целый вопросник, на который он ответил ей обстоятельным письмом, объясняя, каким видит образ Гиты – «некрасивой (?) и сексуально закомплексованной женщины, у которой Джексон – первый любовник». Потеряв бдительность, она вводит его в дом своего «патрона», которому служит верой и правдой. Конечно, она лишь с опозданием поймет, что Джексон воспользовался ею. Эту трагедию – потерю горячо ею любимого «патрона» и разочарование в любовнике – Роми Шнайдер сыграла в финале очень сильно.
В своих воспоминаниях советский разведчик А. Судоплатов писал, что Меркадер и Ален Делон были похожи друг на друга как две капли воды. Это мнение не разделяет адвокат из Ниццы, коммунист Уильям Карюше. Он вспоминает, что в 1930-е годы они оба принадлежали к интербригадовцам и он несколько недель близко соприкасался с Рамоном.
«Для чего и по чьему заказу 20 августа 1940 года в Мехико он убил бывшего соратника Ленина, создателя Красной Армии, непримиримого врага Сталина? Преступление остается столь же загадочным, как и его исполнитель, – поясняет Уильям Карюше. – Мы стали с Рамоном близкими друзьями. Он был на пять или шесть лет старше. Мне было семнадцать. Его мать была испанской аристократкой и любовницей генерала Орлова, тогдашнего резидента НКВД в Испании. Ее сын тоже принадлежал к нашему движению. Каким был Рамон? Это был очень вежливый, хорошо воспитанный человек. Он сам вызвался убить Троцкого. Его отец потерял троих сыновей, двух невесток, внуков. Существует огромный разрыв между Делоном и настоящим Рамоном. Они не похожи даже внешне. Испанец – это нервный человек, непоседа, сейчас я сравнил бы его с Хулио Иглесиасом. Он много занимался спортом. Никогда не говорил о политике. Мне известно, что, покинув Испанию, он стажировался в Москве. Потом стал почтенным корреспондентом в Праге. Его приговорили к двадцати годам тюрьмы за убийство Троцкого. У защиты не было аргументов в его пользу. Он говорил, что убил Троцкого, потому что тот хотел гибели русского народа. Но это пустые слова. Впрочем, его быстро освободили. Прага была тогда центром коммунистической молодежи. Я встречал его во время Испанской войны. Он входил в то же подразделение, что и я. А потом я увидел его в Гаване, в окружении Кастро, в роли политического советника. Позднее там же я встретился с ним, когда он вышел из тюрьмы. Мы расцеловались. И он заплакал. Это был экспансивный человек, как все испанцы: „Милый друг“ и т. д. Был весьма образован. Много читал. Когда я спросил его, что он читает, Рамон многозначительно ответил: „Я совершенствую свои знания“. Его настольной книгой был Боссюэ. Он говорил на пяти или шести языках».