Шрифт:
Серия «Иронический детектив Дарьи Калининой»
Оформление серии В. Щербакова
Редактор серии А. Антонова
Иллюстрация на обложке В. Остапенко
Глава 1
Фиалки, фиалки, фиалки! Длинные ряды стаканчиков с растениями тянулись вдоль ярко
Сейчас коллекция насчитывала свыше пяти сотен сортов. Раньше было больше. Но за последние полгода ее удалось сократить до пяти сотен. Но и этого, на взгляд Полины, было слишком много. Ведь пять сотен – это были только маточные растения. А помимо них имелись еще укорененные листики, крошечные детки, детки уже подросшие и готовящиеся зажить своей собственной самостоятельной жизнью стартера – растения, собирающегося заложить свой первый в жизни цветок. Все они предназначались на продажу, должны были найти своих новых любящих и заботливых хозяев.
Вообще-то, фиалками занималась Вера – старшая сестра Полины, которая и унаследовала этот бизнес от их мамы, а мама, в свою очередь, от бабушки. Бабушка же всегда утверждала, что выжить в жуткие голодные девяностые годы их семье помогли исключительно фиалки. Эти крошечные цветочки цвели изо всех сил, радовали глаз, и люди их охотно покупали, чтобы принести домой в свои семьи вместе с этим жизнерадостным цветком немножко тепла и надежды. А чем лучше становилась жизнь в стране, тем охотнее покупали люди цветы и тем успешней шел у бабушки ее цветочный бизнес.
Вот только не нужно думать, что он не требовал хлопот. Требовал, и еще каких! Тут и неусыпный контроль над качеством зеленых саженцев, почвы и воды, борьба с вредителями и болезнями, с темным временем года, повышенной температурой от включенных зимой батарей. И столько еще всего разного! Да взять хотя бы тот же полив. Пусть фиалки стояли на фитильках – длинных ниточках, по которым из емкости с питательным раствором поднималась к их корням живительная влага, но все равно хоть раз в неделю надо было в эти емкости заглядывать. Недолив был для нежных фиалочек так же губителен, как и перелив. И вот сегодня была очередь Полины поливать плантации. И она поливала их с семи утра, а сейчас часы показывали уже без четверти десять.
И Полине казалось, что справилась она очень даже неплохо.
– Сам себя не похвалишь, ходишь, как оплеванный, – произнесла вслух Полина и тут же себя от души похвалила: – Какая же ты молодец, Полиночка! Справилась сегодня на пятнадцать минут быстрее, чем обычно. Растешь над самой собой!
Фиалки тоже выглядели довольными. Полина добавила в воду немножко жидкого минерального удобрения, хотя в холодное время года кормить растения не полагалось. Сестра считала, что поздней осенью фиалки должны отдыхать, жить на голодном пайке и с минимальным освещением, не дольше десяти часов в день.
– Во-первых, экономия средств.
Но Полина жалела свои растюшки, баловала их иногда вкусненьким. Сестра может поститься, сколько ей влезет, у нее, наверное, грехов много, вот и замаливает. А маленькие фиалки, чем они в своей жизни нагрешили, чтобы каяться в них во время постов? И Полина тайком подкармливала фиалки полным комплексным удобрением, а потом с улыбкой слушала, как сестра рассказывает всем подряд, как замечательно чувствуют себя фиалочки исключительно на святой крещенской воде и ее – Вериных – молитвах.
Вообще, с сестрой в последнее время творилось явно что-то совсем неладное. Она перестала уделять время фиалкам, зато зачастила в церковь, которую раньше посещала лишь от случая к случаю. Да еще теперь Вера ходила не в ближайшую к их дому церковь во имя святителя Николая, а в какую-то расположенную очень далеко, на другом конце города. И Полину сестра с собой никогда не брала.
– Мала ты еще!
А как мала, если Полина уже закончила одиннадцать классов, успешно сдала экзамены и теперь училась в музыкальном педагогическом училище. Сколько же ей должно было стукнуть, чтобы можно было ходить с сестрой в ее храм?
И Полина пыталась вразумить Веру:
– Даже совсем крохотных детишек их родители на руках приносят в церковь. Нелогично выходит, им можно, а мне с тобой нет?
– Вот и иди в обычную церковь. А со мной нельзя.
– Обычную? А ты, значит, ходишь в необычную?
Но Вера лишь отмалчивалась. Зато теперь она приносила с собой тюки с какой-то печатной продукцией. Но запакованы они были так туго, что Полине ни разу не удалось вытянуть из тюка хоть самую тоненькую брошюрку. Одеваться сестра тоже стала странно. Зачем-то нацепила черный платок, длинную до пят юбку и наглухо закрытую кофту. А ведь даже после смерти бабушки Вера отказалась носить траур. Тогда сестра бегала в бриджах, плотно облегающих ее попку, коротеньких топиках, а в пупке у нее поблескивал пирсинг. И где теперь тот пирсинг? Не отыщешь его в складках черной материи, в которую Вера задрапировалась по требованию Учителя.
Вот именно так, с большой буквы. Имени его Вера не произносила. Он был Учитель, и все. И надо сказать, что этот человек интересовал Полину чрезвычайно. Но кто он такой, она понять так и не смогла, хотя теперь Вера упоминала этого человека постоянно. Учитель сказал то, Учитель велел это. Все поручения Учителя воспринимались Верой, как прямое указание свыше.
– Покорность – первая добродетель, – поучала она сестру. – Даже если ты видишь, что наставник твой не прав, смирись, и будет это смирение тебе во благо и искупление.
И постепенно Полина, еще не видя этого Учителя, возненавидела его. А как ей было к нему относиться, если он научил Веру вынести из дома телевизор, ноутбук, планшет и даже свой новенький смартфон уговорил отдать ему. Но и на этом Учитель не остановился, затем ему понадобился смартфон Полины. И Вера забрала его у сестры. Вере взамен выдали старенький кнопочный аппарат, который, по словам Учителя, был вполне пригоден для скорейшего просветления Вериной души. А Полине и такого не выдали, Вера сказала, что сестре нужно больше думать о душе и меньше сидеть в социальных сетях.