Аленький цветочек

Семёнова Мария Васильевна

«Решили, значит?!! – зацепило профессора. И понесло дальше уже неконтролируемо: – Ну и живи… как знаешь! Ладно, Марина! Вот помру – и не буду больше… на ногах у тебя повисать…»

Её любимый, любимый, единственный папа…

Чёрная гора – это так, громко сказано. Скорее сопка, крупная, лесистая, круто обрывающаяся в озеро отвесной скалой, которую сплошь покрывают тёмные коросты лишайников. Отсюда и название – Чёрная. Не Эверест, конечно, вроде все рядом, но подниматься – взопреешь, на крутых склонах сплошной бурелом, тут и там зловещие следы лавин, словно гигантской бритвой

располосовавших тайгу. Красивое место, если смотреть издали, но вблизи неприветливое. Никто сюда особо и не стремится, кроме вездесущих туристов. Ещё геологи пару раз наезжали. Лопь тоже Чёрную гору не жалует, обходит стороной…

– Марьяна, а нам, похоже, повезло! – Скудин обогнул нагромождение вековых стволов, поваленных и обломанных, словно спички. Посмотрел себе под ноги, оглянулся на Машу.

Та отмахивалась от комаров, явно жалея, что не надела джинсы и брезентовую штормовку с капюшоном: здесь, где кровососам не мешало солнце и не отгонял свежий озёрный ветер, они жалили беспощадно.

– Ну и в чём наше везение?.. – жалобно спросила она.

– Лосиная тропа, – пояснил Иван. – Сохатые летом в горах от гнуса спасаются. Кстати, ты знаешь, что жалят и пьют кровушку только комарихи?.. Наш брат самец – существо нежное, деликатное… нектаром питается…

– Ага, – кивнула Маша. – А всё зло на свете, как известно, от баб. Так ведь можно и иначе повернуть. Мы, женщины, как обычно, жизнью рискуем за попытку размножиться, а вы, мужики… по цветочкам порхаете.

Иван развёл руками:

– Наше дело не рожать, сунул-вынул – и бежать…

Маша ткнула мужа в бок кулачком.

– Ой! – увернулся Иван.

Однако скоро, как по волшебству, полчища комарих исчезли, воздух посвежел, словно после грозы, сделался необычайно чистым, настоянным на озоне и хвое. Скудин знал, что делал, когда вёл сюда жену: на Чёрной горке было-таки что посмотреть. Если знать…

– Так. Где-то рядом должна быть лосиная лёжка… – Он остановился, придержал Машу за руку и продолжал таинственным шёпотом: – Если что, ты без паники… – Молодая женщина испуганно закивала. – Просто дорогу дай, он и уйдёт. Бывает, он проспит, подпустит чуть не вплотную, а потом шугается с перепугу. Всё равно не бойся. Сейчас они смирные. Вот осенью, когда у них гон…

Скудин не договорил. Послышался резкий треск сучьев, и через тропу в двух шагах от людей полутонным живым болидом сиганул матёрый, нагулявший жира сохатый.

– Мама!!! – Маша так рванула в противоположном направлении, что Иван, согнувшийся от хохота, не сразу поспел её перехватить.

– Быстрей, быстрей, забодает… Никак гон раньше времени начался…

Смех смехом, но в первый-то момент и у самого ёкнуло сердце. Общение с таёжным великаном – дело серьёзное.

– Да ну тебя. – Маша не знала, плакать от испуга или смеяться. – Жену, блин, кондратий чуть не хватил, а ему хаханьки…

На всякий случай повернулась к Скудину и опять ткнула кулачком, на сей раз в живот. Она хорошо знала, где там у него шрам, знала, что шрам совсем не болит, и всё-таки постаралась по нему не попасть.

Он снова обнял её, и она зажмурилась, вытягиваясь в струнку и зная, что вот сейчас будет подхвачена на руки и унесена в неизвестном, но совершенно правильном направлении. Русые волосы Ивана были строго и коротко, по-военному, стрижены, но всё равно ухитрялись торчать в разные стороны, создавая впечатление неистребимой кудлатости. Чем, видимо, и объяснялось прозвище мужа, бытовавшее среди сослуживцев: Кудеяр. По Машиному мнению, оно очень ему шло. «Жило двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…» Маша запрокинула голову и только-только запустила пальцы в эти его волосы,

ероша, распушая, лаская… когда Иван вдруг прошептал:

– Ты посмотри только, красотища какая!..

Молодая женщина поспешно открыла глаза, потом оглянулась. Оказывается, они стояли на краю округлой поляны, которую природа снабдила необычайно правильной формой. Со всех сторон её окружали необхватные, странным образом нависшие ели. Игольчатые лапы смыкались, образуя плотный, почти непроницаемый для света шатёр. Внизу царил таинственный полумрак, было удивительно тихо, торжественно и спокойно, словно в старообрядческом храме по окончании службы. Ивана слегка настораживало только то, что полянку эту он, хоть убей, не помнил. А ведь вырос в здешних местах, да и ёлки в метр толщиной явно не вчера поднялись… Он еле удержался, чтобы не остановить Машу и для начала не обследовать здесь всё самолично. «Тьфу, пуганая ворона. Мало ли что могло измениться за несколько лет…»

А Маша уже обходила поляну.

– Здорово… Это ты меня сюда специально привёл, да?..

Захотелось снять обувь, словно она и впрямь вошла в священный чертог. Ощущение тёплого, пружинящего под босыми ногами мха было удивительно приятным. Маша погладила вековую задумчивую ель, откинулась спиной к замшелому стволу…

– Ваня, – тихо позвала она, – иди ко мне…

Это вправду было священнодействие – древнее, языческое и бессмертное. В мире не осталось ничего, кроме губ, жадно ищущих губы… кроме рук, крепко сомкнувших объятия… ничего, кроме двух тел, яростно и нежно стремящихся друг к другу… Потом в небо взлетел Машин крик, долгий, полный наслаждения и счастья. Она более не существовала сама по себе, её сознание растворилось в живых токах вселенной, её слуха коснулся голос земли, её дыхание слилось с дыханием елей, её душа стала светом солнца над лесом… Маша даже не удивилась, когда сквозь блаженную пелену, окутавшую разум, посередине полянки вдруг проявилось что-то радужно переливающееся, что-то похожее на коралловый куст. Строго говоря, похожее весьма и весьма отдаленно. Это таинственное нечто казалось вообще лишенным всякой формы, зыбким и расплывчатым, словно капелька чернил в воде, оставленная сбежавшим кальмаром…

Иван лежал рядом, раскинув руки и глубоко, свободно дыша. Маша ещё льнула, ещё прижималась к нему всем своим существом, но в ней уже пробудился исследователь. Она приподнялась на локте, вгляделась – и с удивлением обнаружила, что сухопутный коралл, играющий всеми переливами радуги, не есть плод её разгоряченного воображения.

– Что там?.. – сонно поинтересовался Иван и открыл один глаз. В этот момент он был очень похож на дремавшего возле печки кота: мягкий-мягкий, ленивый-ленивый… но когтищи для боя выпустить – один миг.

– Всё тебе расскажи, – отозвалась Маша.

Поднявшись, она подошла поближе к непонятному образованию. Оно было ей до колен высотой и светилось в полумраке мягким, завораживающим светом.

«Привези мне, батюшка, цветочек аленький…» Молодая женщина опустилась на корточки, чему-то улыбаясь и чувствуя себя, словно в детстве, на грани между сказкой и реальностью… Потом с замирающим сердцем коснулась радужного великолепия… Пальцы прошли насквозь, не ощутив сопротивления. Свечение как по команде погасло, сияющее разноцветье свернулось коричневой сферой, и та… без предупреждения растаяла в воздухе. Мир снова сделался обыденным и привычным, от сказочной фантасмагории осталась лишь серая, затейливо изогнутая веточка в Машиных руках. Увидишь такую на земле, даже не наклонишься. Она была в палец толщиной, тёплая на ощупь и казалась диковинным, неведомым науке живым существом. Тепло быстро уходило из неё – существо умирало.