Алеша – Хинчин

— Пролетарий всех стран, соединяйтесь! Русско-китайский Алеша-Хинчин показывает китайский фокус-премудрость и собственный интересный выдумка; русско-китайский Алеша-Хинчин!.. — кричал мальчишка-оборвыш Алеша, размахивая зеленой потасканной буденовкой. Его товарищ, маленький китайчонок Хинчин, устраивал переносный столик и фокусные приспособления.

Люди сходились под липы Тверского бульвара и смыкались кольцом вокруг фокусников.

— Дон-динь,

— Начинается, глядите все. Вот два…

Оборвыш показывает под жестяной кружкой два черных шарика.

— Теперь глядите, — один ушел.

Алеша приподнял кружку. Под ней лежал один шарик.

— Один гулять пошел, в гости, оттуда он товарища приведет. Идут! идут!..

Оборвыш ударял палочкой по опрокинутой кружке.

— А, пришли!

Открыл кружку, под ней лежали три шарика.

— Привел, привел!

Китайчонок с медным блюдом обходил толпу и просил:

— Товарищ, товарищ, клади. Хорошо работал рушка-китайска Алеша-Хинчин.

— Э… на селедку есть, — крикнул Алеша, выхватив у китайчонка блюдо и подбросив вверх, — эти скоро гулять не будут, — потряс рваными пятисотками.

— Рыбу, сухую рыбу! — потребовали зрители.

— Покажем рыбу, — Алеша взял пустой стакан, положил в него горсть сухой рыбы и дохнул на нее.

В стакане появилась вода, потом ожила рыба и начала плескаться.

— Даешь, даешь! Селедка есть, на хлеб даешь!.. — снова призывал Алеша, подбрасывая буденовку.

— Динь-дон, динь-дон!

Звенело блюдо в тонких и желтых руках китайчонка.

— Новый фокус — японский император путешествует на дженерикше, — объявил Алеша.

Китайчонок встал на четвереньки, Алеша сел ему на спину и взял его за уши.

— Но-но, дженерикша, гуляй, гуляй, там земля трясет, гуляй, скорей гуляй!!! — погонял его и причмокивал.

Китайчонок вез «японского императора», а толпа раздвигалась.

Дженерикша не выдержал и упал.

— О, бедный дженерикша, жалко тебя, теперь пешком придется гулять, — говорил «император» выжимая из глаз слезы.

Потом он схватил блюдо и начал призывать.

— Даешь, даешь! Деньги даешь!

— Еще, еще! Давай, показывай! — просили зрители.

— Динь-дон, динь-дон! — зазвенело блюдо.

— Последний номер: «Алеша-Хинчин курьерским поездом гуляет к Рязанскому вокзалу»!

Китайчонок и Алеша обхватили один другого руками и начали кружиться.

Китайчонок перекидывал оборвыша, тот китайчонка, и так получалось быстро движущееся колесо из двух ребят.

— Курьерский поезд Алеша-Хинчин!

Ребята крутились по дорожке бульвара и кричали:

— Курьерский поезд Алеша-Хинчин гуляет к Рязанскому вокзалу!

— Еще покажи! — не унималась толпа.

Но фокусники сложили столики и ушли.

Собирался

Квартира Алеша-Хинчин помещалась на Краснопрудской улице в складе тары МПО, где целое поле было занято скатами пустых бочек, там и занимали Алеша-Хинчин две комнаты-бочки. Дождь барабанил по пустым бочкам, долго барабанил.

Хинчин после первого дня пригнул один палец и так лежал, на второй день пригнул второй палец, а к вечеру второго дня все пальцами на обеих руках согнул в два красных кулочка. Он потерял счет дождливым дням.

— Хинчин, спишь? — спросил соседней бочки Алеша.

— Нет, Алеша — ответил Хинчин с зубной дрожью.

— А чего делаешь?

— Лежим, Алеша.

— Иди Хинчин ко мне.

— Нет, лежим здесь, — отказался китайчонок.

— Тогда я к тебе приду.

И Алеша перебрался в бочку китайчонка. Хинчина, И Алеша- Хинчин были вместе в одной бочке.

— Аг-гы, зябко, рядом ляжем, теплей будет!

Алеша лег поближе и обнял Хинчина. Он же, маленький, худенький, желтенький, с закрытыми глазами, дрожал, прятал красные кулачонки под длинную синюю китайскую кофту.

— Ты чего молчишь, мерзнешь? — допытывался Алеша.

— Ничева, — шептал Хинчин с закрытыми глазами.

— Ах, Хинчин, Хинчин, жалко тебя, желтенький ты, на солнце вырос. Скоро дождь пройдет, вон там уж светло стало.

Хинчин открыл глаза, поглядел в муть неба и опять закрыл.

— Я жрать хочу. Есть у тебя шамовка? — спросил Алеша.

— Ничева, — еле слышно отвечал Хинчин

Замолчали, а дождь еще громче застучал по ребрам бочек.

— Пойдем работать, по вокзалам будем, там дождь не достанет, — позвал Алеша.

— Не пойдем, — отказался Хинчин.

— А чего шамать будешь?

— Китай хошим.

— Китай далеко. Работать надо, в Китай так не дойдешь.

И снова молча лежали. В тягучем мокром дне не поймешь, не узнаешь сколько времени, много ли, мало ли.

Алеша не забывал, что он голоден, не мог выбросить из головы, что сегодня не ел.

— Лежи, не лежи, а работать все надо, вставай, Хинчин, — сказал он.

Китайчонок ничего не ответил.

— Чего молчишь? Жрать ведь хочешь?

— Не хошим, не хошим! Китай хошим!..

— Китай, Китай! Бубнит одно! Ты не хочешь, я хочу. Кишки все подвело. Плюнул бы, лежи ты со своим Китаем, да пойти нельзя одному работать, китайца надо. Никто не пойдет без китайца, к русскому не пойдет, — рассердился Алеша, а потом обругал погоду. — Распустила тут тоже нюни.

— Давай, где струмент, уйду я от тебя, живи один. Хочешь в Китай, иди!

Алеша укладывал фокусный инструмент. Желтенький Хинчин лежал и вздрагивал.

— Ну, чего ревешь?! — оборвыш нахмурился, потом склонился над китайчонком и спросил: