Альфа Большой Медведицы: Тень каравеллы (сборник)
Шрифт:
Чижик покивал: понимаю, мол, и не обижаюсь…
– Ты, может, думаешь, что я забуду нагашек сделать? Сделаю, не бойся.
– Я и не боюсь, – сказал Чижик. Хотя, наверно, боялся.
Форик сдержал обещание: на следующий день принес Чижику нагашек. Новенький, золотистый, с тугой красной резинкой.
– Держи. Все как надо, со свинцом…
Чижик благодарно засветился.
Дело было в классе перед уроком.
– Только осторожнее, а то… – продолжил Форик, но на пороге возникла Зинаида Прохоровна.
– Почему в классе базар? Для кого звонок? Все по местам!
Затем велела достать тетради.
– Положите их на край парты, я проверю домашнее задание. – И пошла по рядам.
Я был спокоен. Задачку и примеры я сдул у Чижика, потому что, по словам Зинаиды Прохоровны, был «полный тупица в арифметике».
Чижик продолжал радоваться подарку. Пока Зинаида была далеко, он вертел нагашек под партой и по-прежнему светился от счастья. Как я теперь понимаю, главное счастье было не в самом нагашке, а в том, что отважный Форик Усольцев проявил к нему, Вадику Чижикову, внимание и уважение.
Потом Чижик оттянул гвоздь-боёк и нажал резинку.
Ка-ак ахнуло!
Синий дым пошел из-под парты. Меня смело со скамейки. Чижик окаменел с открытым ртом.
Класс на миг обмер, потом возвеселился. Хотя кое-кто был перепуган.
Только не Зинаида Прохоровна!
Ее нервная система была закалена долгой школьной жизнью крепче булата.
Завуч шагами пушкинского Каменного гостя приблизилась, откинула крышку парты и взяла из онемевших пальцев Чижика нагашек. Затем уцепила преступника за воротник и воздвигла беднягу на ноги – легко, будто пустотелую куклу.
В Чижике что-то булькало. Он двигал губами.
– Я… б… Я б-бо… – Видимо, он силился поклясться, что больше не будет.
На класс опять навалилась тишина.
Я с пола торопливо перебрался на скамью.
Зинаида выговорила со сдержанной скорбью:
– Я привыкла ко всему. Но представить такое!.. Представить, что Чижиков – Вадик Чижиков! – явится в класс с огнестрельным оружием, в голову мне прийти не могло. Ни-ко-гда…
Чижик икнул на весь класс.
Я вскочил.
Вовсе не хотелось мне быть героем! И никогда не стремился я к самопожертвованию! Но что делать-то? Нельзя смотреть фильм про отважного капитана, а на другой день бросать в беде человека! Жутко представить, какой скандал разразится в филармоническом семействе, когда мама и папа Чижика узнают такое. Мало того что у ненаглядного Вадика не оказалось музыкального слуха и он разбил мечты родителей о своем лауреатском будущем! Еще и хулиганство! Превращение интеллигентного ребенка в стреляющего бандита!
– Зинаида Порох… Прохоровна! Это же не его нагашек! Это мой! Я дал ему посмотреть!.. Я его нашел перед школой, в траве! Хотел сразу выбросить на помойку, да тут звонок!.. Балда ты, Чижик, ведь говорил же я: не нажимай – вдруг заряжен!
Зинаида Прохоровна прожгла меня взглядом от стриженой макушки до ботинок и… поверила. То есть поверила, что нагашек дал Чижику я. Но не тому, конечно, что я собирался выбросить его на помойку. Хотя я и тупица в арифметике, но не полный же идиот.
– Чижиков, сядь… – В голосе завуча было пренебрежение и облегчение. – И больше не смей баловаться на уроке посторонними пред метами… А ты стой до конца урока! (Это я то есть.)
Чижик, как вельветовый мешок с опилками, упал на сиденье. И бросил на меня мучительный взгляд. В нем были страдания совести и благодарность. И робкий вопрос: «Может, мне признаться?»
«Помалкивай», – ответил я тоже взглядом. Суровым.
Зинаида Прохоровна пошла к двери. Нагашек она несла двумя пальцами – так держат за хвост дохлую мышь. В приоткрытую дверь завуч возгласила:
– Дина Львовна! Ди-на Львов-на-а! Зайдите в пятый «Б»!
И сразу каблучки – стук-стук-стук! В классе возникла юная Дина Львовна, которую между собой мы звали Диночкой. Она работала первый год, была учительницей третьеклассников и заодно – пионервожатой. Помимо этих должностей Зинаида явно навязывала Диночке роль своей адъютантши.
– Я здесь, Зинаида Прохоровна!
– Дина Львовна, возьмите эту гадость и выбросите в уборную!
– Хорошо, Зинаида Прохоровна. – Диночка тоже двумя пальцами взяла «гадость». – Можно идти?
– Постойте…
– Хорошо, Зинаида Прохоровна.
– Вот его… – отточенный ноготь завуча устремился в меня, – вы внесете в список тех, кого должны посетить дома в первую очередь. И пусть его родители узнают, что их сын приносит на уроки.
– Хорошо, Зинаида Прохоровна…
Диночка украдкой бросила на меня сочувствующий взгляд. Кое-кто из одноклассников – тоже. Мы знали, что по поручению педсовета Диночка ходит по семьям наиболее трудных учеников и дает указания, как воспитывать. Потому что она – наш красногалстучный командир.
Диночка удалилась, держа нагашек на отлете, как что-то дурно пахнущее.
А Форик вдруг поднял руку.
– Можно выйти?
– Что случилось?
– Тошнит почему-то… – Форик сидел впереди, лица его я не видел, но голос был страдательный.
– Еще не легче, – поморщилась Зинаида Прохоровна. – Ступай…
И Форик выскочил, грохоча сапогами.
Вернулся он с невозмутимым лицом. Видимо, хворь прошла.
А я, как и было предписано, до конца урока стоял столбом. И слышал тихие, виноватые вздохи Чижика.
После уроков Чижик сразу покаянно запричитал:
– Я не знал, что он заряженный… Теперь тебе дома попадет, да?
– Сиди не хныкай! Нисколько мне не попадет.
– Но Дина Львовна же расскажет…
– Ну и что? А я маме расскажу все, как было, она только посмеется. За такие дела меня никогда не ругают – это же не двойки…
– Тем более что нагашек по правде и не твой… – опять вздохнул Чижик.
– Да если бы и мой! Подумаешь! Мама в детстве сама стреляла из поджигов! Их делал ее брат, мой дядя Боря…
Чижик округлил рот. Мама, стреляющая из поджига, – это было для него за пределами всякой реальности.
Форик, стуча сапогами, подошел и слушал наш разговор. Потом сказал:
– Я же предупреждал: осторожнее.
– А я не понял… Я, наверно, безнадежно неразвитый, – опять покаялся бесхитростный Чижик.