Альфа Большой Медведицы: Тень каравеллы (сборник)
Шрифт:
Я помотал головой, прогоняя эту нелепость. И… страх.
Но Форик заговорил опять – с насупленной вкрадчивостью:
– Ты подумай. Может, про нас… то есть не про нас, а про кого-то настоящего… кто-то снял кино и показывает это кино теперь. И мы – тени…
Я мотнул головой сильнее. Заспорил, чтобы защититься:
– Тени же плоские! Тоньше бумаги! В них же ничего нет! А мы… во какие… – Я развел ладони.
– Ну и что? Может, мы кино со стереоскопом. Говорят, бывает такое. Там тоже все выпуклое.
Я знал, что такое стереоскоп. На прошлый Новый год дядя Боря подарил мне
Если так, то… Да, в словах Форика была железная логика. По крайней мере, я не знал, что возразить. Можно было лишь захныкать: «Не хочу я быть тенью…» Но это было стыдно. И бесполезно.
Я проглотил сгусток страха и сказал небрежно (мне, мол, не так уж важно, тень я или не тень):
– Ну а если мы кино, то кто его снял?
Форик отвернул лицо. Пожал плечами.
Я сбоку посмотрел на его плоское прямоугольное ухо и у этого уха нерешительно спросил:
– По-твоему, Бог?
Тогда слово «Бог» писалось с маленькой буквы, но я сказал его как с большой.
У меня с Богом были неясные отношения. Вообще-то я знал, что Бога в давние времена придумали богачи и жрецы, чтобы держать в угнетении простой народ. А на деле никакого Бога, и ангелов, и архангелов нет, а есть совершенно безграничное мировое пространство с бесконечным числом звезд и планет, которое было и будет всегда… Но все же какая-то неуверенность, непонятность оставалась в моей душе. Как это «было и будет всегда»? И кто «всегда» (вместе со звездами и планетами) сделал?.. И хотя Бога конечно же не было, я относился к нему с известной долей почтения. И случалось даже, что в ответственные моменты (например, перед экзаменом по арифметике прошлой весной) суетливо и украдкой осенял себя крестом, глядя на купола полуразрушенного Троицкого монастыря, что подымались над крышами недалеко от школы. И порой помогало. На экзамене, по крайней мере, помогло точно.
Мама хранила в бабушкином сундуке небольшую икону с Божьей Матерью и маленьким Иисусом. Когда я однажды (еще в первом классе) спросил, есть все-таки Бог на свете или нет, мама сказала:
– По-моему, есть. Вырастешь – поймешь. Это каждый решает для себя сам…
Я вырос и решил. Но на это ушел не один десяток лет. А там, в пустом классе, я повторил с сомнением, хотя и уважительно:
– Кто же? По-твоему, Бог?
– Не знаю, – виновато отозвался Форик. – Необязательно… Может, марсиане… Или лунные жители…
– На Луне жителей нету! Она же без воздуха – это ученые доказали.
– Снаружи без воздуха. А может, внутри она пустая, и там воздух и жители. Стасик рассказывал, что про это книжка есть…
Форик говорил не оборачиваясь. Бесцветно как-то.
И я вдруг догадался:
– Слушай… у тебя что-то случилось? Плохое, да?
Спина Форика, обтянутая тесной курточкой, приподнялась и опустилась от горестного вздоха.
– Ничего не случилось… Только письма от мамы все нет и нет. Уже целый месяц. Я боюсь: вдруг там что-то с отцом. У него… работа опасная.
– Будет письмо! Форик, честно говорю: будет! Ты не бойся! Ну… вот сегодня придешь – и оно лежит! Вот увидишь!
Это я поклялся с отчаянным желанием обнадежить Форика. Прогнать его тоску, которую в один миг ощутил всеми нервами. Поклялся и подумал в страхе: «А если не будет письма?»
Я зажмурился на миг, представил себе темные Троицкие купола. Даже с крестами представил, хотя на самом деле давно их там не было. «Пусть придет письмо! Ну, пожалуйста!»
Письмо пришло. Форик узнал об этом, прибежав домой, а я – на следующий день. И оба мы были счастливы.
А в тот момент, при разговоре о тенях, мы ничего еще не знали. Но, видимо, своей уверенностью я вселил в Форика надежду. Он повеселел. «Теневую» тему он не оставил, но она обрела у него иную окраску.
– Смотри, месяц… Там сидят лунатики и крутят про нас кино.
– Ага! Поставили аппарат и на нас луч пустили. И мы в этом луче – дрыг, дрыг!.. – Я заболтал руками и ногами. От радости, что Форик ожил. – У меня даже щекотка от этого луча!
– И у меня!
Месяц над забором выбрался из облака и светил ярко-ярко. Может, и правда сидят на нем лунные жители с волшебным аппаратом? Но было теперь ничуть не страшно…
– Скоро Зинаида нас выпустит. Уже половина восьмого, – бодро сообщил Форик.
– Откуда ты знаешь?
– Смотри, дядя Хвостя в «кинобудку» пошел. Видишь огонек?
И правда, в темноте двора мелкими рывками двигалась к забору мерцающая искра самокрутки.
Мы следили за огоньком с удовольствием: он означал, что нашей неволи оставалось не более получаса (а возможно, Зинаида смилостивится и раньше). Когда маячок дяди Хвости погас, видимо, оказавшись за дверью, мы продолжали задумчиво смотреть в заоконную тьму, как бы вслед огоньку. В тишине. Так продолжалось несколько минут.
И вдруг окошко «кинобудки» осветилось изнутри оранжевым огнем! И щели!.. Тут же огненный прямоугольник стремительно увеличился – распахнулась дверь. На этом пламенном экране метнулась согнутая тень. И даже сквозь двойные стекла мы услышали протяжный вопль. Вопль нарастал, будто сигнал воздушной тревоги, – тень приближалась к школе. А «кинобудка» разгоралась жизнерадостно, как пионерский костер.
11. «Но все же над нами горела звезда…»
Оказалось, что школа вовсе не была пуста! Во многих классах сидели арестанты. На первом этаже дописывал контрольную по математике седьмой «Б». В учительской еще оставались Зинаида и несколько самоотверженных педагогов.
Через минуту пылающую «кинобудку» окружила толпа. Перепуганы были только взрослые. У юных зрителей неожиданная огненная потеха вызвала великое любопытство с немалой примесью злорадства. К сожалению, фейерверк оказался коротким: со звоном и гудками примчалась красная машина из расположенного неподалеку пожарного депо. Нас отогнали.
Струи, шипение, освещенные фарами клубы дыма и пара… И все кончилось. Опять над забором одиноко засветился месяц.
Но мы еще долго не расходились, обсуждали событие, столь расцветившее унылый декабрьский вечер.