«Альфонс»
Шрифт:
Могуча въ людяхъ потребность «чужого скандала», и скоре Волга потечетъ отъ устья къ истоку, нежели свтъ откажетъ себ въ удовольствіи затоптать въ грязь любого изъ членовъ своего круга, при первомъ же удобномъ предлог и случа.
Волынскій почти не бывалъ въ обществ. Онъ мало безпокоился сплетнями. Онъ говорилъ:
— Когда-то свтъ восхищался разными моими амурными гадостями; пусть, для контраста, побранитъ теперь за первую честную любовь.
Но какъ-то разъ, смясь надъ одной изъ глупйшихъ выдумокъ
«Моя любовь причинила теб позоръ!» — думали любовники, глядя другъ на друга. Если Волынскій былъ грустенъ, Антонина Павловна волновалась:- «какую новую подлость потерплъ онъ за меня?» — и погружалась въ глубокое уныніе. Волынскій видлъ ея печаль; видлъ — открытую, прозрвалъ ее любящимъ взоромъ подъ маской напускного спокойствія, и незачмъ было ему спрашивать о причинахъ печали, и ничего онъ не могъ придумать, чтобы обезсилить и обезвредить ихъ. Противъ любовниковъ была даже не видимость, потому что Антонина Павловна — прекрасна, противъ нихъ возставало время, обиженное за законы, которыми оно ограничило влеченіе пола къ полу и торжество женской красоты. Не могли же Волынскій и Антонина Павловна помняться своими годами! Итакъ, Волынскому оставалось только сознавать тяжесть клеветы и свое совершенное безсиліе придать длу другую окраску въ глазахъ подлыхъ и злобныхъ людишекъ, упражнявшихъ на немъ свою мщанскую добродтель, да — приходить въ ужасъ и бшенство отъ этихъ горькихъ итоговъ. Со дня на день онъ сильне и сильне тосковалъ и озлоблялся. Онъ не думалъ еще о мести, но уже чувствовалъ, что негодованіе, медленно накипая въ душ, реветъ и заглушаетъ голосъ благоразумія, что гнвъ просится наружу…
Это было началомъ конца…
Зачмъ днемъ раньше я не далъ себ труда вглядться въ дла Волынскаго, какъ вглядлся теперь! Никогда-бы не допустилъ я его до дуэли съ Раскатовымъ!
Но онъ, посл вызова, былъ такъ спокоенъ, такъ веселъ! Онъ обманулъ и меня, и Антонину Павловну. Она совсмъ ничего не подозрвала. Я думалъ:
— А, право, для Волынскаго это будетъ недурнымъ рессурсомъ — пугнуть въ лиц Раскатова нашъ поганый beau monde. Серьезныхъ послдствій дуэль, конечно, имть не будетъ, а все-таки съ человкомъ, который такъ просто способенъ потянуть ближняго своего къ барьеру, шутки плохи. Подставлять свой лобъ подъ пулю — охотниковъ немного, и, посл дуэли, любезнйшіе наши сплетники поприкусять язычки!
И вотъ — онъ… бдный! бдный!..
V
Что-то станется теперь съ Антониной Павловной?.. Семнадцатилтнею двочкой выдали ее замужъ за генерала Ридель, во время оно военную знаменитость, побдителя враговъ отечества и дамскихъ сердецъ, а въ эпоху женитьбы, дряхлаго, грязнаго старикашку, оскверненнаго всми пороками современнаго разврата. Двушка не понимала, кому ее отдаютъ, ужаснулась, когда поняла, но — разъ отданная — безропотно понесла крестъ, посланный судьбой. Антонина Павловна прожила пятнадцать лтъ съ человкомъ, чьи ласки могли быть только оскорбленіемъ ей, цломудренной, умной, развитой, однако, даже нахальное свтское шпіонство оказалось безсильнымъ предъ репутаціей молодой женщины: Антонина Павловна была врна своему генералу, какъ пушкинская Татьяна, съ тою лишь разницей, что память ея сердца не хранила въ себ даже образа Онгина…
Генералъ умеръ. Вдова на свобод. Она бездтна, богата и красива. Свтъ у ея ногъ. Блестящія партіи предоставляются ей на выборъ. Но Антонина Павловна не хочетъ партіи: пятнадцать лтъ брака были для нея слишкомъ горькой школой, чтобъ отдаться новому супругу безъ любви.
Она присматривается къ своимъ поклонникамъ… Нтъ! Эти люди знатны, богаты, иногда даже интересны и умны, — словомъ, можетъ быть, и очень хорошіе люди, но… не для нея! Одни ухаживаютъ за молодой вдовой, какъ за богатой невстой съ вліятельными связями, другіе влюбленно добиваются обладать ея пышной красотой. Не того ей надо! Она хочетъ любить и быть любимой. Проходитъ нсколько лтъ. Сердце молчитъ, избранникъ не приходитъ. Антонина Павловна считаетъ свои года:
— Мн тридцать шесть лтъ! — говоритъ она, — это почти старость! Поздно любить!
И она твердой рукой, безъ колебаній поставила крестъ на своихъ вдовьихъ мечтахъ. Явился Волынскій…
Антонина Павловна, привыкнувъ воображать себя старухой, сперва устыдилась и испугалась вспыхнувшаго въ ней чувства, а потомъ еще больше испугалась взаимности со стороны молодого человка, едва не юноши. Она долго не сдавалась Волынскому, упрямо боролась противъ природы… то былъ неравный бой!
Сойдясь съ Волынскимъ, Ангонина Павловна достигла счастья любви, присужденнаго ей въ юные годы вмст съ дарами красоты, какими надлила ее природа. Долго, слишкомъ долго жизнь съ жестокимъ упорствомъ попирала ея права на любовь, и тмъ полне взяла она теперь, ниспосланные ей судьбою, восторги.
Волынскій сталъ для нея источникомъ цлаго міра неизвданныхъ досел мыслей, чувствъ, ощущеній, сталъ ея властелиномъ, богомъ, ребенкомъ, мужемъ.
И вотъ разбитъ ея волшебный міръ, низверженъ ея богъ, трупомъ легъ мужъ и властелинъ!..
Такъ долго ждать счастья и, едва узнавъ опьяняющую прелесть его обаянія, лишиться счастья вновь и навсегда!… Да! тутъ есть отъ чего притти въ отчаяніе!
Не знаю, какъ перенесетъ Антонина Павловна горе, но, зная ее, не жду ничего хорошаго…