Алгоритм смерти
Шрифт:
— Просто расслабься, успокойся. Он больше никогда никого не задушит, договорились?
Мужчина, как теперь разглядела Лавелва, был худой, жилистый; все его поджарое тело под футболкой говорило о том, что он воин, вены на запястьях вздулись от крови.
Обернувшись, он быстро и умело обыскал мертвого сомалийца, первым делом забрав у него «калашников», затем быстро отстегнув подсумок с боеприпасами, — магазины были странного оранжевого цвета, знаете, как апельсиновое мороженое, — после чего снял ремень с ножом и пистолетом. Опытным движением он проверил пистолет, передернув затвор назад и убедившись в том, что в патроннике есть патрон, а потом начал преобразовывать
— Ну как, стало лучше? Придется тебе целый месяц походить с синяками, но в остальном, думаю, все будет в порядке. Не могу поверить, красавица, что ты полоснула его этой финкой. Храбрости тебе не занимать — и я готов в любой момент взять тебя в свою команду.
— Вы кто? — спросила девушка.
— Зовут Реем. Послужил в морской пехоте, вот почему сейчас я встаю на тропу войны. Кроме меня, этим не занимается никто. В общем, я следил за этим шутом и увидел, как он заглянул сюда.
Лавелва посмотрела на убитого парня. Она уже видела этот взгляд, на улицах. Выражение «я сплю», пустые глаза, ничего не видящие, это угасание, говорящее «теперь я ничто». Человек натыкается на пулю или на нож с написанным на нем его именем, падает, превращается в безжизненное ничто, как это произошло с ублюдком-сомалийцем. Лавелве по-прежнему хотелось выпотрошить его, вытащить из живота скользкие внутренности и повесить их сушиться. Но нет. Он уже мертв.
Обернувшись, девушка увидела, что морпех-китаец изучает рекламный проспект торгового центра, судя по всему, отобранный у убитого козла.
— У тебя здесь дети?
— Семнадцать. В дальней комнате. Этот подонок говорил, что пришел за детьми.
— Точно, это место отмечено на плане. Значит, боевикам нужны дети, они хотят взять их в заложники, вот и прислали этого клоуна. Ладно, мы отведем детей чуть дальше по коридору в магазин женского нижнего белья. Там есть несколько женщин, они помогут тебе следить за малышами. Ну как, тебе по душе этот план?
— По душе.
— Построй их в цепочку, пусть идут, держась за стену, будто это игра. Тогда видеокамеры наблюдения не заметят их в полумраке. Понятно?
— Понятно.
— И это нужно сделать быстро. Не знаю, как скоро остальные обнаружат, что этот герой войны не вернулся с детьми.
Все это было разумно. Впервые, с тех пор как началась стрельба, Лавелва слышала что-то позитивное.
— Я также собираюсь спрятать этого типа, — продолжал азиат. — Если боевики его найдут, возможно, это их разозлит, и они выместят свою злобу на заложниках. У них внизу, в парке развлечений, около тысячи человек.
— Да, сэр, — сказала Лавелва.
— Слушай, как тебя зовут?
— Меня зовут Лавелва Оутс.
— Итак, мисс Лавелва, повторяю, ты отлично поработала. Если бы я мог, я наградил бы тебя медалью. Вступить в схватку с вооруженным убийцей… Мало у кого хватило бы на это духу.
— Да, сэр, — повторила Лавелва, втайне очень довольная похвалой.
Затем она прошла в дальнюю комнату и вывела детей из туалета под предлогом новой игры: крадучись пройти по коридору. Притвориться киской или собачкой. Двигаться на четвереньках.
Когда Лавелва построила детей, труп уже исчез, как и китаец-морпех. Как и автомат.
«Но он знает, что нужно делать», — подумала Лавелва.
Прошло некоторое время, прежде чем в палатке Красного Креста обратили внимание на мистера и миссис Джирарди; вследствие своих личных качеств они и поодиночке, и вдвоем оставались совершенно незаметными. Они просто стояли там и смотрели, как медсестры занимаются теми счастливчиками, кому удалось вырваться из торгового центра: кто упал и растянул связки, кто порезался, кто получил ссадину. Медсестры обрабатывали раны и разносили булочки и стаканы с соком. Тем временем полицейские в форме ходили между теми, кто лежал на койках или дожидался врача, и опрашивали свидетелей в надежде узнать какую-нибудь новую информацию, которая может оказаться важной. Однако этот процесс велся очень небрежно; от полицейских требовали результатов, и они, поняв, что у свидетеля ничего нет, быстро оставляли его, что вызывало недовольство и жалобы. И вся эта безумная суета происходила под брезентовым навесом, освещенным люминесцентными лампами, и в их чересчур ярком свете все казалось слишком резким: красный цвет многочисленных эмблем Красного Креста, синий и серый цвета полицейских мундиров, белые халаты медперсонала.
Наконец к супругам Джирарди подошла какая-то женщина.
— Вам уже помогли?
— Нет, мэм, — ответил мистер Джирарди. Ему было пятьдесят два года, сутулый, лысеющий. Человек совершенно невыразительный по всем меркам, он сливался с толпой.
— В чем дело?
— Полицейский на улице предположил, что у вас может быть какая-то информация. Наш сын Джимми, ему четырнадцать, он сегодня впервые отправился в торговый центр один. У нас нет от него никаких известий.
— А, — пробормотала женщина.
— Вот мы и подумали, может быть, у вас есть какая-то информация. Может быть, составили какой-нибудь список. Тех, кому удалось выбраться, и тех, кто остался внутри.
— Для своего возраста Джимми низкорослый, — подхватила миссис Джирарди. — Я никогда не отпускала его одного, но он так настаивал на том, чтобы купить подарки заранее…
— Господи, — сказала женщина, доброволец из респектабельного пригорода, — я вам сочувствую. К сожалению, пока что нет никакой новой информации и никаких имен. На самом деле мы развернули палатку совсем недавно, мы здесь, чтобы оказывать медицинскую помощь тем, кто серьезно пострадал. Я ничем не могу вам помочь. Могу только предложить вам булочку и сок. Хотите?
— Нет, мэм. Большое вам спасибо.
— Попробуйте сходить в пресс-центр. Это палатка, где собрались все журналисты и люди с телевидения. Наверное, именно там можно в первую очередь узнать новую информацию.
— Благодарю вас, — сказала миссис Джирарди. — Вы были очень любезны.
От 17 часов 26 минут
до 17 часов 48 минут
Мозговеды изрекли свое слово. То есть пришел предварительный доклад, подготовленный отделом психологического анализа, подразделением Бюро, которое на основе улик составляло психологический портрет преступника. Началось все с расследования громких серийных преступлений, затем «псих-ан» был прославлен в книгах, кино и на телевидении. Однако, несмотря на свою славу, эти ребята редко покидали свое логово, непримечательное здание на территории учебного центра ФБР в Квантико. Поскольку им приходилось работать по двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, складывая разрозненные детали в единый портрет для тех, кого это интересовало, а таких было немного, их называли мозговедами. В большинстве своем они были похожи на тех возбужденных типов, которые осаждают магазины в дни распродаж.
— Очень любопытный набор параметров, — сказал Кемп своему заместителю Джейку Уэбли, когда они вместе изучили документ, только что пришедший по электронной почте. — Мозговеды указывают на то, что этот тип прекрасно знаком со всеми тонкостями торгового центра, а это, в конце концов, не просто торговый центр. Это означает, что он здесь работал и знает центр вдоль и поперек. Скорее всего, все началось как фантазия, которая постепенно стала таким непреодолимым соблазном, что он не смог устоять. Вероятно, это ядро его тайной жизни на протяжении последних трех или четырех лет.