Алгоритм смерти
Шрифт:
Автомат был наготове, прижатый к плечу, и Салим, ощутив прилив торжества и радости, сделал одиночный выстрел, наслаждаясь драмой, разыгранной малышом «калашниковым». Сквозь нечеткое пятно вырвавшейся из дула вспышки он увидел, как на груди врага расцвело темное пятно, и неверный рухнул, растянувшись безжизненной кучей без какого-либо изящества, словно его ноги мгновенно превратились в сырую глину. Значит, вот как они умирают, да? Без достоинства и мужества, как забитый на бойне скот.
— Асад, я убил одного! — восторженно произнес Салим.
— Ха! — усмехнулся его товарищ. — Я убил уже многих.
И все же, ужаленный похвальбой, прозвучавшей в голосе Салима, Асад решил, что ему нужно убить еще кого-нибудь, чтобы поддержать свое лицо. Поэтому он выбрал в стаде одну корову и выстрелил.
— Мы убьем всех! — торжествующе воскликнул Асад, наслаждаясь сладострастным ароматом пороховых газов и отдачей малыша «калашникова», чувствуя, как по всему его телу разливается сознание того, что он делает богоугодное дело.
Толпа устремилась прочь от него с еще большей прытью, если такое было возможно, все эти матери, дочери, отцы и сыновья Запада, все до одного, проклятые Аллахом и обреченные вечно гореть в огне, а он, Асад, служил исполнителем воли Аллаха, ее живым воплощением на земле. О, как все это было созвучно его представлениям о конце света — масштабы происходящего, бесконечная ярость, кровь, его собственная неумолимая беспощадность. Асад чувствовал себя небесным ангелом, которого господь послал очистить землю от тех, кто не желает покориться истинной вере. Его распирало от счастья. Уже сегодня он будет сидеть рядом с Аллахом, ощущая его тепло и милость, и получит любых девушек, каких только пожелает. И самый хороший момент: необязательно будет умирать, чтобы насладиться сексом. Ему пообещали живую западную девушку.
Асад решил отпраздновать это, расстреляв магазин женской одежды. Развернувшись к огромной витрине, он начал часто нажимать на спусковой крючок. Малыш «калашников» заплясал у него в руках, изрыгая адское дыхание пламени, дыма и стреляных гильз. Стекло покрылось пробоинами, затем разлетелось дождем лихорадочных блесток, а за ним манекены, одетые в то, что порядочная женщина прячет под буркой и показывает только своему мужу, под градом пуль раскололись и повалились в облачках белой пыли. В это мгновение Асаду казалось, что он расстрелял сам Запад, со всеми его искушениями, распущенностью, похотью и манящими соблазнами. Ему вспомнился стриптиз-клуб в Торонто, в котором он как-то побывал и также захотел расстрелять. Однако тогда ему объяснили, что нужно сдерживать свою ярость до того момента, когда можно будет дать ей волю.
Но тут по рации раздался суровый властный голос.
— Эй, вы, двое, — строго произнес имам, — мы видим вас на телевизионных экранах. Асад и Салим, верно? Вам было приказано не отвлекаться и не уничтожать имущество, бесцельно расходуя ограниченный запас патронов. Это не игра, это серьезная мученическая операция. Отнеситесь к ней серьезно, иначе вам в ней не место. А теперь все мальчики, слушайте внимательно. Вы мученики, а не бандиты. Задача заключается в том, чтобы согнать всех в центр и держать там под прицелом оружия. Ни в коем случае нельзя уступать искушению и поддаваться сиюминутным порывам. Коран это запрещает. Сура двадцать третья, стих одиннадцатый: «Узнай мудрость старших».
Во всем торговом центре «Америка» началось настоящее безумие. Люди в отчаянии метались из стороны в сторону, пытаясь подчиниться, бежать, спрятаться. Их мысли были сосредоточены только на одном: остаться в живых. Однако при этом они не теряли свои человеческие качества, а некоторые вели себя просто героически. Подростки в проклепанных черных куртках и с многочисленными серьгами во всех частях тела помогали пожилым женщинам. Молодые чернокожие парни из уличных банд помогали белым сторонникам республиканцев. Официанты-гомосексуалисты помогали спортсменам-старшеклассникам. Пожилые белые мужчины помогали молодым белым девушкам без каких-либо непристойных мыслей, по крайней мере в настоящий момент. Сомалийские бабушки помогали скандинавским бабушкам, и те отвечали им тем же. Упавших детей поднимали и вели вперед совершенно незнакомые люди. Врачи спешили к раненым, стараясь остановить кровотечение без повязок, своими собственными телами закрывая их от пуль. Подростки-эльфы, подручные убитого Санта-Клауса, успокаивали объятых паникой родителей, а одна даже бросилась к девочке, которую сбили с ног в давке, подняла ее и отвела… на самом деле идти было некуда, но девушка отвела малышку к ее кричащей матери, потерявшей ребенка. Никто никого не отталкивал, никто не топтал упавших, торопясь спастись сам. Никто не совершил грех «я должен остаться в живых любой ценой», заслуживающий наказания. Здесь, в этой зоне смерти, проявилось мужество не только мужчин, но и женщин. Но в конце концов всем не оставалось ничего другого, кроме как сесть на пол под дулами боевиков и надеяться на то, что те хотя бы на какое-то время насытились кровопролитием.
Однако в этом всеобщем движении осталась одна неподвижная фигура. Это был щуплый парень возраста от восемнадцати до двадцати пяти, который спокойно стоял у ограждения галереи четвертого этажа, взирая сверху вниз на парк развлечений из глубины пассажа под названием «Колорадо».
Он был в джинсах, выпущенных на стоптанные туристические ботинки, толстовке с надписью «ГАРВА-Д» (вторая буква Р стерлась после многочисленных стирок) и старенькой бейсболке, развернутой козырьком назад. По цвету кожи и правильной форме носа можно было предположить, что под бейсболкой скрывается копна светло-соломенных волос, и эта догадка была бы правильной. Скрестив ноги, парень стоял, опираясь на перила. У него был такой вид, будто он наблюдал за бейсбольным матчем, парадом или каким-то другим увлекательным зрелищем. В его мышцах, скрытых одеждой, не было ни напряжения, ни шока, ни страха — ничего, кроме полной расслабленности зрителя.
Парень прекрасно разбирался в том, что происходило у него перед глазами. Он с любопытством отметил, что боевики, действовавшие в пассаже «Рио-Гранде», оказались самыми агрессивными и первыми выгнали свое стадо в центральную часть «Америки»; в то же время толпы из «Колорадо» и «Гудзона» появились практически одновременно, столкнувшись и устроив давку. И наконец, показались отстающие из «Миссисипи», и этим беднягам повезло меньше всех, поскольку лучшие места оказались к этому времени уже заняты, и им пришлось довольствоваться периферией, где они оказались ближе всего к распаленным убийствами вооруженным боевикам, рискуя малейшим движением вызвать их недовольство и получить за это пулю.
Затем парень переключил свое внимание на кресло в середине, в котором сидел убитый Санта-Клаус. С высоты четвертого этажа он с трудом мог разглядеть изуродованное пулей лицо и брызги крови на атласе кресла. И все же парень нашел нечто причудливое и забавное в том факте, что этот бесконечно знакомый символ был мертв, окончательно и бесповоротно. Это зрелище многое компенсировало. Хотелось надеяться, что кто-нибудь его сфотографирует, потому что в этом образе было сказано все. Знакомый и обыденный, он тем не менее был доверху наполнен смыслом, что делало его образчиком спонтанного искусства.
Парень мысленно представил себе картинку на коробке: «Мертвый Санта-Клаус», рождественское побоище в торговом центре, видеоигра только для игровых приставок «Сони». Очень смешно, черт побери.
Игра началась.
От 15 часов 20 минут
до 16 часов 00 минут
Стрельба прекратилась. Рей лежал вместе с Молли и другими женщинами в дальнем зале магазина женской одежды «Фредерик» на втором этаже. Вокруг стояли женские торсы, усеченные выше шеи и ниже бедер, облаченные в купальники, кожаные корсеты, трусики, лифчики, однако никто не находил в этом ничего даже отдаленно смешного. За дверями магазина никого не было.