Алхимик

Джеймс Питер

— Это правда… то, что говорил Рорке? Что у тебя нет никаких шансов?

Взяв за руку, он сжал ее пальцы. Монти почувствовала давление его кисти, сильное и нервное.

— У меня есть шанс, и я должен им воспользоваться. У нас нет выбора. У меня есть только одна возможность почувствовать себя в безопасности и только один путь, который дает мне надежду защитить тебя и твоего отца.

— Разве не хватит того, что ты сделал в Интернете?

— Нет, все это дерьмо собачье, и он это знает. В конечном счете они расколют код.

Все это я делал лишь для того, чтобы купить себе небольшой запас времени. А теперь я должен попытаться выкупить наши жизни.

133

Было примерно около девяти часов, когда Монти с отцом добрались до окраины Мейденхеда. Несмотря на полное согласие Рорке со всеми поставленными условиями, несмотря на документы, которые он подписал, Монти настороженно посматривала на огни фар, висевших в ее зеркале заднего вида.

— Что я скажу Анне Стерлинг? — спросила она.

— Правду, — дал простой ответ Дик Баннерман.

— Коннор сказал, чтобы я этого не делала.

Отец промолчал.

— Сколько женщин, принимавших «Матернокс» из этой партии, все еще находятся под угрозой?

— Десять. Я сосчитала их в «Досье Медичи».

— В течение какого промежутка времени у них должны состояться роды?

— Считая с настоящего времени вплоть до июня будущего года.

— Моллой в самом деле советовал тебе не говорить Анне правду? Разве это не противоречит тому, с чем мы с тобой всегда были согласны, дорогая?

— Коннор сказал, что если правда относительно «Медичи» выйдет наружу, то это уничтожит компанию.

— Да, я в этом не сомневаюсь.

— Папа, в любом случае нам придется подождать по крайней мере до возвращения Коннора.

— Я понимаю, — наконец сказал он. — Я удивлен, как Моллой, прибегая к самым разным прикрытиям, готовил эту операцию. Я начинаю восхищаться им. При первой нашей встрече он мне не понравился, но он рос у меня на глазах. Стоит только посмотреть, что он выделывал с монитором, — по части обращения с техникой у него легкая рука. В общем, выясняется, что он отнюдь не плохой парень. Под внешней оболочкой у него…

Она улыбнулась, но затем черная тревога за безопасность Коннора накрыла пришедшее было слабое облегчение.

— Да, он такой. Он отнюдь не плохой парень.

Она подъехала к парадным дверям обиталища отца и выключила двигатель. Темнота немедля навалилась на них. Прошло три часа с того момента, как Коннор ушел с Рорке.

Они прошли внутрь, и Монти быстро направилась в кухню, по пути всюду зажигая свет. Какое-то мгновение она смотрела на телефон, а потом сорвала трубку и набрала номер Анны, хотя сомневалась, будет ли та дома в субботу вечером. Ей ответили после третьего звонка.

— Стерлинг. — Мужской голос. Муж Анны. Чувствуется, он очень расстроен.

— Марк, — откликнулась она. — Это Монти.

Он оживился:

— Монти! Привет! — Голос у него слегка заплетался, словно Марк

был навеселе.

— Ребята, у вас все в порядке? — Она пыталась, чтобы ее голос звучал легко и непринужденно. — Я собиралась позвонить вам пораньше, но дела… э-э-э… шли прямо кувырком. С Анной все в порядке?

Наступило долгое молчание, серьезно перепугавшее Монти.

— Марк? Ты здесь?

— Она потеряла ребенка.

— Что? Что случилось?

— В четверг утром. В три часа. Ее отправили в больницу. Я уезжал по делам бизнеса.

— Господи! Как она?

— Она в порядке. Подавлена, в депрессии. Завтра возвращается домой. Я заберу ее.

Она всем существом ощущала, насколько он полон чувства потери. Она звучала в его голосе. Монти остро переживала за него, переживала за них обоих, инстинктивно понимая боль и муку, через которые им пришлось пройти.

Она сжала трубку и прижала ее к уху. Сердце у нее отчаянно колотилось.

— Можешь ли ты передать ей послание? — хрипло сказала она. Голос у нее был сдавлен, и Монти не могла понять — испытывает ли она печаль или облегчение. — Можешь ли ты сказать ей… просто скажи, что мне очень жаль.

134

Израиль. Воскресенье, 11 декабря 1994 года

Края панамы прикрывали лицо Коннора от палящего жара солнца; пропотевшие майка и рубашка липли к телу.

Вода.

С растущим отчаянием он смотрел на горы, которые стеной высились в пустыне перед ним. Внезапный громовой раскат рванул в небе, и он невольно пригнулся. Два реактивных истребителя с ревом пронеслись над головой; он еще успел увидеть красные сопла двигателей, когда они исчезали, оставляя за собой только рокочущее эхо.

Во рту у него пересохло, губы обтягивала сухая кожа. После завтрака в отеле сегодня утром он больше ничего не пил, а сейчас время уже перевалило за полдень. Краем глаза он уловил движение руки Рорке, которую он сунул под куртку, а затем услышал, как отвинчивается крышечка бутылки с водой. Жадность затопила его с головой; Коннор отчетливо представлял себе, как льется жидкость, холодная, прозрачная и чистая, как из горного источника. Рорке не предложил ему ни капли, а он был слишком горд, чтобы просить.

Слишком горд и слишком зол. Он никоим образом не хотел оставаться у Рорке в долгу.

Коннор никак не мог понять, почему же он не взял для себя воды. Как только он мог выйти в пустыню без воды? У Рорке было более чем достаточно времени предупредить его. А он сказал лишь, что ему понадобится шляпа и обувь на резиновой подошве. Он ни словом не обмолвился, что им придется идти шесть часов под палящим полуденным солнцем и что он должен позаботиться о запасе воды для себя.

Но почему, черт возьми, он самне подумал об этом?