Алхимик
Шрифт:
– Профессор, вы знаете, кто я?
– не поднимая глаз, тихо спросил Оми.
– Если предположу, что - убийца, так же, как и я, думаю, не сильно ошибусь. В любом случае, для меня важно только то, что вы - друг Каору Мики.
Оми умел владеть собой, когда было нужно, и сейчас на его лице кроме уместного к случаю удивления не отразилось ни одной лишней эмоции, ни одного из тех сильных и противоречивых чувств, что бушевали в сердце. А голос оказался даже более спокойным, чем ожидал он сам:
– Что вас связывает с Мики, господин Нэмуро? Вы слишком не похожи друг на друга.
Облокотившись на спинку кресла, профессор мечтательно закрыл глаза. Он был спокоен - странно, безмятежно спокоен, - и Оми вдруг вспомнил, что однажды видел на лице Мики похожее выражение: тогда они вместе подошли к развалинам Мемориального Зала, и Оми показалось, что юный музыкант слышит внутри себя какую-то дивную, чарующую музыку, о которой не в силах рассказать никому.
– Наверное, то же самое, что связывает вас, господин Цукиёно, и тех людей, фотографию которых вы всегда носите с собой. Вы пришли сюда, мучимый тревогой и в надежде на помощь. Надо быть совершенно слепым, чтобы не увидеть этого.
Поняв, наконец, что больше не может сопротивляться внутренней силе этого человека, Оми со вздохом достал из нагрудного кармана куртки фото четвёрки Вайсс. Такие счастливые лица! Как давно это было...
– Который?
– спросил профессор. Оми указал на Аю.
Нэмуро с минуту внимательно изучал незнакомые черты, а потом сказал, возвращая фотографию:
– Хорошо, я запомнил. Все расчёты будут готовы через неделю. Заходите к нам в гости после Рождества, Токико и Мамия будут рады вас видеть.
Снова пряча фото в карман, Оми попытался улыбнуться:
– Денег вы, конечно, не возьмёте?
– Конечно.
– Но, может быть, я как-то смогу отблагодарить вас? Скажите, почему вы это делаете, ведь мы с вами едва знакомы?
Нэмуро пожал плечами, и вишнёвые огоньки его глаз засветились таинственной глубиной.
– Сам не знаю, почему. Возможно, во имя музыки?.. Обязательно приходите после Рождества, господин Цукиёно: я тоже буду рад вас видеть.
Во имя музыки. Часть 3
Лаборатория в доме профессора Нэмуро располагалась в цокольном этаже. И совсем не потому, что это хоть немного, но всё же напоминало Мемориальный Зал. Скорее, наоборот: учёный предпочёл бы навсегда забыть, что некогда работал в Академии Отори, забыть о старом красивом здании, в котором тогда проходили исследования, и обо всех странных годах своей жизни, которые он провёл под именем Микагэ. Просто профессор был человеком без предрассудков, а лаборатория под землёй - это очень удобно и достаточно безопасно.
Нэмуро сидел за большим столом и увлечённо чертил на экране ноутбука какие-то графики. Обычно в этой комнате проводились опыты, но сейчас все пробирки, реторты и реактивы были аккуратно убраны в застеклённые шкафы, на столе остались только небольшой букет красных роз, рабочий ноутбук профессора и несколько учебников, по которым Мамия делал задания.
– Готово, Содзи! Я закончил, - Мальчик удовлетворённо прищёлкнул языком, глядя на аккуратно выполненные в тетради упражнения.
– Можешь отдыхать, на сегодня достаточно, - ответил Нэмуро, не отрываясь от своего занятия. Ученик посмотрел на него долгим, внимательным взглядом зелёных глаз и негромко заметил:
– Ты меня жалеешь.
Нэмуро, наконец, оторвал взгляд от экрана и с усмешкой поманил к себе ученика.
– Ничуть. Я - очень строгий учитель. К тому же, в обычной школе такого не задают, ты и так опережаешь своих ровесников года на два, а в некоторых вопросах даже больше.
Рассмеявшись, Мамия придвинул свой стул ближе к наставнику и, склонившись к его плечу, довольно промурлыкал:
– Ты самый лучший! Я очень рад, что теперь мы живём в одном доме. Помню, как раньше, когда ты просто приходил к нам в гости, я очень скучал по тебе и страшно завидовал Токико, ведь с ней вы могли видеться ещё и на работе. А она тогда сердилась, говорила, что я ничего не понимаю!
Нэмуро почувствовал, как при этих словах сердце его забилось часто и взволнованно. Тогда он очень много думал о Токико и всё равно практически ничего о ней не знал. Впрочем, и Мамию он тогда представлял себе совершенно иначе. Но как бы сильно не изменилась реальность, тени прошлого преследуют его до сих пор: иллюзии ушли из жизни, но не из сердца. И сложно сказать, затянется ли когда-нибудь эта рана?..
– А ты помнишь, как выглядела моя лаборатория в Академии?
– бесстрастным голосом, стараясь не показать охватившего его волнения, спросил учёный. Мамия покачал головой:
– Нет. Ты так и не успел мне её показать: Токико обещала взять меня с собой на работу, но потом мне стало хуже, а после мы вообще оттуда уехали. Только когда ты рассказывал, что здание это - старое и красивое, я всегда представлял высокие потолки и галереи с колоннами, много разных кабинетов... В холле обязательно должны были висеть фотографии лучших выпускников, а лаборатория должна находиться внизу, в подземных этажах. Совсем, как у нас здесь! И знаешь, однажды я даже нафантазировал там большой аквариум, в котором сухие розы становились живыми и по твоему желанию меняли цвет... Но это же глупости, верно? Так не бывает!