Алхимия вечности
Шрифт:
Стены лестничного прохода оклеены полосатыми нефритово-золотыми обоями, от подсвечников исходит приглушенный розовый свет. Наверху длинный коридор приводит нас к пункту назначения. Джаред и Амелия стоят снаружи, но отодвигаются, давая нам проход. Я вся на нервах. Амелия странно смотрит на меня, будто видит нечто глубоко внутри. Хотелось бы сказать, что я буду скучать по ней, но, если честно, это облегчение — стать свободной.
Клаудия и Кир заходят в комнату, и я закрываю на замок тяжёлую дверь грецкого ореха позади нас. Кир удивлён — знаю, он хотел открыть дверь для Джареда и Амелии на случай неудачи, — но
— Здесь красиво, — затаив дыхание, произносит Клаудия, взяв со стены подсвечник мутного зелёного стекла. Потолок покрыт лёгкой тканью, мягко вздымающейся от бриза, доносящегося из открытых дверей балкона. Приватная комната с балконом — причина моей просьбы Киру провести вечеринку именно здесь.
— Рад, что тебе нравится, — слова Кира звучат невнятно, когда он регулирует кушетку и садится. Он потирает глаза, будто пытаясь избавиться от видения. Я нервно глотаю воздух и вручаю Клаудии стакан абсента, пытаясь удобнее устроиться на подушках, разбросанных по полу. И стараюсь не смотреть на балконные двери. Даже в таком состоянии Кир может понять мои намерения. Моя прощальная записка оттягивает карман.
— Клаудия, расскажи мне о себе. Ты же не из Сан-Франциско? — я переплетаю свои пальцы, лишь бы не выдать нервную дрожь. Вино Кира выпито наполовину.
— Нет, — отвечает она. — Я из Мюнхена.
— Путешествуешь с друзьями?
— О, нет, одна. И мне это нравится. Я много где бывала, но Сан-Франциско — удивительный город. Именно поэтому я хочу получить здесь работу — хочу остаться.
Даже пусть Клаудия вряд ли переживёт сегодняшнюю ночь, гнев всё же охватывает меня. Кир знает, что у меня только один критерий — я беру тела, готовые к смерти физически или духовно. Но Клаудия кристально здорова и счастлива и с нетерпением ждёт будущего. Она одинока и красива — вся информация, нужная Киру для вывода, что она заслуживает смерти.
Кир, бледный и с расширенными зрачками, улыбается мне, ничуть не раскаявшись. Я на мгновение закрываю глаза, заглушая растущее негодование.
Клаудия застенчиво улыбается.
— Ну, расскажите мне о фотосессии, — она скрещивает ноги и поправляет волосы. — У меня есть некоторый модельный опыт.
Я встаю, переполненная гнева, и от резкого движения комната плывёт перед глазами. Я медленно иду к бару, спиной чувствуя их взгляды. Беру бутылку воды из мини-холодильника.
— Съёмка, верно, — мой голос охрип. — Тема ещё не выбрана, но мотив, определённо, сказочный.
— Например, Белоснежка? Это моя любимая история.
Я смотрю на Кира.
— Ты помнишь ту сказку. Эта подходит? — спрашиваю я его.
Мечтательное выражение смягчает его черты.
— Злая королева пытается получить сердце Белоснежки, — шепчет он, и частичка во мне замирает. Я подхожу к зелёной софе, где сидит он.
— Но ей это не удаётся! — говорю я. — Белоснежка перехитрит её и отправит сердце оленя вместо своего.
Он видит мой гнев, но лишь улыбается и осушает свой бокал до дна. Неожиданно я осознаю, насколько сильно моё наслаждение дальнейшими событиями.
«Один», — тихо считаю я.
Его закрывающиеся глаза распахиваются, и он хватает меня за запястье.
— Что происходит? — спрашивает Клаудия.
«Два».
Я близко наклоняюсь к Киру, игнорируя боль в запястье.
— Она не должна умирать. Ни один из них.
— Сера? — его голос слаб, и хватка на моём запястье слабеет.
— Прощай, — отвечаю я.
«Три».
Его глаза моргают, закрываются, и он резко падает вперёд. Я погружаю руку в платье и, вытащив записку, вкладываю её в карман его штанов. Его рука скользит по моей руке, он обрушивается на низкий столик, голова с громким стуком падает рядом со стаканом.
Клаудия испуганно выдыхает.
— Беги! — шепчу я. И мчусь к дверям балкона, подобно птице взлетая к свободе в ночь.
Глава 5
Балкон окружён туманом. Я перекидываю ноги через перила, скользкие от морского воздуха. Потеряв равновесие, заставляю себя сосредоточиться. Одно неверное движение, и я упаду на бетон внизу. Я хочу умереть сегодня ночью, но не здесь. Не так.
Я слышу, как Клаудия вопит внутри, и стискиваю зубы. Я должна была отравить и её напиток. Одна из моих туфлей соскальзывает с ноги и исчезает в тумане. Амелия тренировала меня своим акробатическим трюкам, но это было давно, и моё тело очень ослабло.
Тяжело вздыхая, я сбрасываю вторую туфлю, игнорируя громкие звуки сверху: Джаред и Амелия пинают дверь. Я не могу позволить себе остановиться, поэтому продолжаю двигаться. Постепенно я достигаю земли.
Как только я оказываюсь на тротуаре, голоса сверху затихают; все другие звуки поглотила танцевальная музыка, льющаяся из клуба. Я проталкиваюсь через толпу, все ещё пытающуюся попасть в «Изумрудный город», а затем бегу вверх по Спеар-стрит.
Каждый раз, когда моя нога касается тротуара, горячая боль проходит через всё моё тело. Моё дыхание становится прерывистым, лёгкие не выдерживают напряжения. Но я знаю, что должна бежать, и ускоряюсь. Сейчас 23:17, у меня есть всего десять минут до отправления следующего поезда со станции БАРТ.
Крик долетает до меня, и сердце совершает кульбит, почти нарушая баланс. Это просто старый бездомный, имеющий претензии к уличному знаку. И сразу же направляю взгляд вперёд, ужасно боясь обернуться.
— Сера! Стой! — кричит Джаред. Я ускоряю темп: платье свистит напротив моих бёдер, а волосы развиваются далеко позади во влажном воздухе. Чувствую, как кожа падает на кости и, знаю, голые ступни наверняка кровоточат. Моё сердце быстро бьётся в груди, трепыхается, как птица в ловушке. Я молюсь найти силы, которые помогут мне добраться до заранее подготовленной машины. «Это всё, что мне нужно, — умоляю я своё тело. — Пожалуйста».
Наконец осмеливаясь взглянуть назад, я вижу, что Джаред догоняет меня, как и Амелия в нескольких шагах позади него. Для него нет ничего более занудного, чем тащить меня к Киру, словно щенка, который сбежал с поводка. Амелию же наоборот, возможно, осчастливит моё исчезновение, но лояльность к Киру — единственный стимул, в котором она нуждается для присоединения к погоне.
Станция БАРТ вырисовывается впереди: её черно-голубой логотип светится, но из-за тумана видно лишь очертания. Людей всё больше по мере приближения к Эмбаркадеро, и я, толкая их, прокладываю дорогу.