Алхимия
Шрифт:
Краткий отзыв на работу В. Л. Рабиновича «Методология исторической реконструкции донаучных форм знания», представленной на соискание ученой степени доктора философских наук
Я внимательно прочел как автореферат работы, так и книгу В. Л. Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой науки» (М., 1979), а также некоторые из его публикаций материалов и статей.
Перед нами серьезное и вполне достойное присуждения ее автору искомой степени исследование. Во многом оно прокладывает новые пути понимания средневековой культуры вообще, которые могут и должны быть учтены и использованы не только в изучении средневековой науки, но также в исследованиях средневековых литератур и искусств. Главное в том,
Не буду повторять то, что хорошо изложено и показано в автореферате.
Прошу членов ученого совета принять во внимание мое вполне положительное отношение к присуждению автору исследования искомой степени доктора философии.
Рецензии, рецензии, рецензии… Тридцать пять тысяч одних рецензий
В предисловии к первому изданию «Алхимии» я написал: «В чем состоит замысел исследования?
В самом общем виде его можно обозначить так: воспроизвести целостный образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии официальному, каноническому средневековью. Разнородный характер алхимии, этого удивительного явления средневековой культуры, обязывает исследовать выбранный феномен во всех его связях с иными сферами интеллектуального средневековья, определенного в конечном счете социальными особенностями материальной жизни средневековой эпохи, феодальным способом производства. При этом неизбежно проступят черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе, осмысленным в контексте становления теоретического мышления XVII века.
Ясно, что воссоздание явления прошлого как социально обусловленной целостности с учетом всех связей в естественной среде его исторического бытования и взятого в развитии основательно укоренено в марксистской философии истории.
Многоаспектность исследования, коренящаяся в полифункциональной, синкретической природе самого предмета — средневековой алхимии, — предопределила междисциплинарный характер творческого общения. Вот почему реальный состав «соучастников» работы широк и многообразен.
Было бы, однако, несправедливо не назвать тех, кто более всего помог первоначальной интуиции воплотиться в книгу.
Асмус В. Ф., Бахтин М. М., Грязнов Б. С., Юдин Э. Г благосклонно изучили данное сочинение, приняв предложенную концепцию. Память моя сохранит это доброе дело.
Действенная поддержка со стороны В. И. Кузнецова, полезные советы, данные им в ходе ответственного редактирования, также помогли делу.
Конструктивное обсуждение работы на всех ее этапах отличала помощь В. С. Библера. Его историологические исследования способствовали становлению замысла, стимулируя его развитие.
Аверинцев С. С., Ахутин А В., Баткин Л. М., Блауберг И. В., Бэлза И. Ф., Визгин Вик. П., Волков В. А, Гуревич А. Я., Жданов Ю. А, Карпушин В. А, Кедров Б. М., Кузнецов Б. Г., Мамардашвили М. К., Маркова Л. А., Микулинский С. Р., Огурцов А. П., Погодин С. А., Раушенбах Б. В., Рожан-ский И. Д., Рутенбург В. И., Садовский В. Н., Соколов В. В., Соколов М. Н., Тимофеев И. С., Харитонович Д. Э., Шмидт С. О., Юшкевич А. П. внимательно прочитали текст и высказали важные соображения. Благодарю…
Многократные обсуждения рукописи среди коллег сопровождались ценными замечаниями по существу развиваемых идей. Мнения, высказанные в этих дискуссиях, прямо или косвенно пошли впрок».
Как видим, Гоголь и его Хлестаков со своими курьерами могут отдыхать в этом соцсоревновании с пугливым директором Микулинским С. Р., призвавшим такое количество «внутренних» рецензентов, институт которых существовал тогда (да и теперь порой тоже). Признаться, некоторых из них призвал я. Как бы то ни было, я им всем благодарен. Даже и тем, кто здесь не назван (их было три), как говорится, «рубивших» мою работу и меня вместе с ней. Были и устные хулители (об этом в Посткриптуме — «Вернемся к нашим драконам»). Одного из них, впрочем, назову. Это профессор МГУ Г Г Майоров, который на 18 страницах своей машинописи написал такое, что ничего из вменяемого мне я не смог учесть ввиду бессмысленности вменяемого. Но зато одна фраза — «на стр. 15-149 автор вновь впадает в лирическое беспамятство» — примирила меня с этим хулителем, и теперь я с ним дружу.
Вот такая история с институтом внутреннего рецензирования. Многие не выдерживали и покидали Родину. А я не покинул, потому что империя хоть и зла, но полюбишь и козла..
«Алхимия» была напечатана в издательстве «Наука» стараниями заведующего философской редакцией Андрея Ивановича Могилева, а также В. А Шукова, редакторов М. С. Глазмана, Л. М. Тарасовой, С. А. Литвака, Т. А Пру-саковой, художника Г. В. Дмитриева. Всем им тоже спасибо. Но и на пути к Гутенбергу было тоже не просто. Бдительный директор института вынудил-таки Могилева послать верстку книги еще на одну рецензию в ЦК КПСС. Пришла положительная рецензия от Энгельса Матвеевича Чудинова, которому я тоже благодарен.
Что было потом? А потом было, как сказали бы историки, триумфальное шествие «Алхимии» по городам и весям моей страны, а иногда и мира. Это все запечатлено в моей юбилейной книге «Имитафоры Рабиновича, или Небесный закройщик» (М.: Захаров, 2010). Всех, кто откликнулся, сердечно благодарю.
О!ПЕЧАТКА О!ГОВОРКА… Радость речи
Припомним классическое: энциклопудия (БСЭ в пятидесяти томах, к примеру). Но и малоизвестное припомним тоже: издевательство (вместо Издательство) [237] Академии наук СССР — смысловой опечаточный шедевр, не устаревший и поныне. Не из-за цензуры, конечно. Ее нет. А так… Из-за умственного безрадостного убожества. Такое вот издевательство…
237
Доверительно сообщено проф. С. А. Погодиным в пору разгула этого самого «издевательства», полуживого и поныне в демократических обличьях, хотя и в иных местах. Назову лишь двух самых скверных (простите — верных) — С. Чибиряева и М. Беляева.
А ведь опечатка истинно божественной природы — радость речи, потому что она еще и оговорка. Она удивительна, как впервые, как никогда допреж. Как нечаянная радость, и потому радость не столько речи, сколько перворечи. Но — забегаю вперед. В область первых слов. И как тут не припомнить еще одну опечатку из списка опечаток к тридцатитомному собранию сочинений Герцена, выпущенному тем же издательством АН: напечатано — Бедлам, а следует читать — Вифлеем. Смешно? Да, но только для русскослышащих. А ведь для ушей «англоязычных» — это всего лишь фонетическая калька: ведь Вифлеем — это Bethlehem, то есть почти Бедлам, где «все смешалось в доме Облонских», как в тех яслях обетованных…
Но… произнеслось «в доме Облонских». Из «Анны Карениной». И здесь наша книжная память пылко сопереживает жизненной беде твердокаменного чиновника, прорвавшей горя ком в горле трагическим лепетом пелестра-дал. Так в обычности радость речи из лингволяпсуса претворилась в плач речи оскорбленной и умученной души. Речевой жест, выпадающий из грамматических шор, соприроден жизни в ее светлых и темных видах — радостей и печалей. Полнится ею и сам ее строит. Участвует в сложении Судьбы…