Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников
Шрифт:
Остальным «коршунам» от других охранников досталось не так сильно. Бить ничего не соображающих разбойников, строящих на песке куличики – это, согласитесь, уже явный перебор. Но синяков и шишек им все-таки отвалили сполна. В качестве платы за труды охрана основательно обобрала и их, оставив загорать в одном исподнем – еще наворуют, если что. А один самый сердобольный из погонщиков, прослезившись от вида едва не плачущих разбойников, ползающих на карачках по песку, даже кинул им незаметно полный бурдюк воды. Пусть
Караван медленно удалялся, уводя с собой свою законную добычу – коней «Коршунов пустыни», а люди еще долго оборачивали головы назад, до сих пор не веря, что им так легко, без единой царапины и потери удалось отделаться от страшной банды, о которой из уст в уста передавались сказания о их жестокости и неуловимости. Ну, теперь-то разбойники точно присмиреют, хотя бы на время!..
– Мама, где вы? – запыхавшийся Али-баба влетел в калитку дома, таща за собой ослика, нагруженного неподъемным мешком. Ноги животного уже подгибались и тряслись от усталости, вывалившийся из пасти язык волочился почти по земле, но он мужественно продолжать тащить на своей спине основу будущего благополучия семьи Али-бабы и, разумеется, своего, собственного. – Мама, ну сколь вас можно звать?!
– Чего кричишь, словно за тобой гонится сам шайтан? – отозвалась старушка, выглядывая из дверей дома и отирая о подол платья руки, беленые мукой.
– Вы почти угадали, но не совсем! – гордо выпятил грудь Али-баба, останавливаясь посреди двора. – У меня для вас потрясающая новость!
– О Аллах, неужели ты сам привел к нам в дом нечисть? – старушка чуть прикрыла дверь, опасливо косясь на калитку. – С тебя станется.
– Нет, лучше! – Али-баба спихнул со спины ослика мешок на землю и поставил на него ногу.
– Иа-а-а! – выдохнул осел, ноги его разъехались в стороны, и он, прикрыв глаза, распластался на пузе в пыли.
– Ты запихал шайтана в этот мешок? – ужаснулась старушка. Из дверей теперь торчал лишь ее нос.
– Нет, мама, нечисть здесь вообще ни при чем! – категорически отверг предположения матери Али-баба. – Помогите мне втащить этот мешок в дом.
– А-а… – старушка с сомнением посмотрела на плотно набитый чем-то мешок.
– Да не бойтесь. Клянусь Аллахом, вы останетесь довольны.
– А он… оно… не кусается? – старушка спустилась с приступка у двери, приблизилась к мешку и осторожно пихнула его ногой. В мешке что-то то ли хрустнуло, то ли шаркнуло.
– Нет, хотя с непривычки ты можете ослепнуть.
– Вай мэ! – в испуге отшатнулась от мешка старая женщина. – Ты смерти моей хочешь, да? Признавайся, несчастный, что у тебя в мешке?
– Не так громко, – заговорщицки зашипел на нее Али-баба, оглядываясь на внутреннюю калитку. – Лучше помогите! – он нагнулся, подхватив мешок за углы.
– Ох, бедная я, бедная, – продолжая причитать, старушка на всякий случай еще раз пихнула ногой мешок и, взявшись за два других угла, резко подняла его.
Али-баба, крякнув, взвалил мешок себе на спину и затанцевал с ним по двору. Мешок оказался неимоверно тяжел даже для его трудовой спины, не чуравшейся любой работы.
– Куда ты идешь? Вправо, давай, вправо, – подсказывала старушка. – Ты что, глаза потерял? Зачем на улицу пошел? Вот дверь! Так! Теперь влево. Влево, я сказала, а не вправо. О Аллах, да что с тобой сегодня такое? Сюда, на меня. На меня, говорю!
– Мама, отстаньте, ради Аллаха, – пропыхтел весь красный от натуги Али-баба, в третий раз пытаясь подняться на невысокий порожек, но увесистый мешок все время тянул его куда-нибудь в сторону. – Лучше бы помогли, чем советы давать!
– А я и помогаю! Так, давай, еще, вот! Еще чуть-чуть…
Али-баба зарычал, уперся мешком в деревянный столб небольшой веранды, чтобы поправить его на спине, но столб предательски затрещал и несколько покосился. С крыши на Али-бабу посыпались солома и всякий сор.
– Ай, что ты делаешь? – не на шутку перепугалась мать, хватаясь за голову. – Ты же сейчас весь дом развалишь! О мне!..
– Дверь! Дверь откройте!
– Ага… Я сейчас… – старушка бросилась к дверям и поспешно распахнула их перед самым носом сына, которого повело вперед.
– У-ух! – Али-баба, подгоняемый тяжестью мешка, ввалился в комнату, сделал два шага и растянулся на полу. Мешок тут же навалился на него всей своей тяжестью. – Помогите! Мама! – просипел он. – Я… задыхаюсь.
– О Аллах! Сынок!
Старушка накинулась на мешок, словно разъяренная тигрица, защищающее свое чадо. Вцепившись в него сухонькими ручками, старая слабая женщина, двумя мощными рывками стащила мешок с сына, но от последнего рывка шов на боку мешка немного разошелся, и на пол выпали три золотые монеты.
– Уф-ф! – с облегчением вздохнул Али-баба, поднимаясь с пола.
– Что это? – тихо и раздельно произнесла старушка, хватаясь за сердце. От вида сверкающих монет она почувствовала внезапную слабость во всем теле и медленно опустилась на курпачу. – Где ты это взял? Ты их украл?
– Мама, ну что вы такое говорите!
– Ты стал вором, Али-баба! – закачалась она на месте запричитав. – Уй-юй, какой позор на мою седую голову! Да что же это творится!
– Мама, дайте мне сказать, – пытался оправдаться Али-баба, но мать его не слушала.
– За что мне такое наказание, а? Один сын стал барыгой и проходимцем; другой – вором! Ох-х, горе мне, горе!
– Мама, дайте же наконец сказать! – в сердцах топнул ногой Али-баба. – И совершенно ни к чему кричать на весь город.