Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников
Шрифт:
– Но-но! Вы чего? – Махсум опять поспешно спрятался за спину Ахмеда. – Ахмед, чего они?
– Сабли в ножны! – приказал тот неожиданно мощным командным голосом. – В ножны, я сказал!
Остро отточенные клинки разочарованно опустились один за другим, но в ножны не легли, а неуверенно подрагивали в руках разбойников.
– Слушай, а ведь нас и вправду тридцать девять! – обрадованно воскликнул Махсум.
– А я что вам говорил! – отозвался Ахмед, не сводя грозного взгляда с толпы притихших разбойников.
– Я знал, что книги – это чистое вранье.
На этот раз Ахмед ему не ответил: книг он не читал (их у него просто не было, да и со временем было туго), зато неплохо мог считать, особенно отнимать и делить.
– Ахмед, кто у тебя прячется за спиной? – спросил, не дождавшись ответа на поставленный вопрос полный мужчина, убирая длинный острый нож за пояс, но саблю на всякий случай он продолжал держать наготове.
– Это наш новый предводитель, Сабир! Склоните же головы!
По рядам разбойников пронесся шум недоверия и возмущения.
– Что ты сказал? Повтори! – грозно повел саблей упитанный Сабир.
– Он сказал, что я ваш новый предводитель! – опять выступил из-за спины своего телохранителя Махсум.
– Кто этот щенок, позволяющий себе неслыханную дерзость? – проигнорировав Махсума, Сабир вновь обратился к Ахмеду.
– Дурак, это Черный Махсум! Простите его дерзость, мой шеф! – Ахмед поклонился Махсуму, на что тот только величественно кивнул. – Черный Кади мертв.
– Мертв? Кто посмел? – разъярился Сабир, взмахивая саблей и наступая на Махсума. – Это он? Этот заморыш?
– Не вздумай тронуть его, иначе будешь иметь дело со мной! – Ахмед тоже выхватил саблю и загородил рукой Махсума. – Он доказал, что имеет право быть нашим главарем: он знает тайну горы и назначен лично Мансур-ако!
– Тогда другое дело, – проворчал Сабир и разочарованно засунул саблю в ножны. – Только он какой-то… малахольный.
– Знаю, выглядит он не очень, – согласился с ним Ахмед, – но зато умен, хитер и быстр.
– Не верю, – отмахнулся Сабир и побрел к пещере.
– Погоди, – Махсум опять отстранил Ахмеда и вышел вперед. – Всем вина! Сегодня праздник!
– Что? – ошарашено охнул Ахмед.
– Что? Что такое? – загорелись глаза у остальных, а Сабир даже облизнулся.
– Одумайтесь, шеф! – быстро зашептал ему на ухо Ахмед. – Черный Кади запрещал нам пить, ибо вино – зло! Иногда, очень редко он позволял нам выпить по пиале, но не больше!
– Брехня! – скривил лицо Махсум. – Всем вина! По кувшину!
– Но…
– Я сказал: по кувшину! Нет, по два!
– А-а-а! – победно взревела толпа, с наскоку подхватила на руки перепуганного Махсума и потащила в пещеру.
– Стойте!.. Что вы делаете?.. Не надо!.. Одумайтесь!.. Лю-уди-и!.. – бежал следом за ними Ахмед, пытаясь отговорить своих соратников от ужасной глупости, но никто его не слушал. – А, пропади оно все пропадом! – сдался в конце концов Ахмед, выбившись из сил от бесполезной беготни по пещере, нашел в одном из углов запечатанный кувшинчик с вином и удалился с ним в сторонку. – Хоть дверь бы закрыл, шайтан тебя раздери! – недовольно пробухтел он, глядя на до сих пор настежь раскрытый вход в пещеру. – Тоже мне, шеф называется!
Глава 3. Али-баба
Горячий жирный плов с айвой и нутом был уложен горкой на лаган 3 , увенчан крупным сочным куском баранины и выставлен в центр дастархана. Рядом с пловом расположились две косы 4 : одна с нарезанными крупными кусочками сочными помидорами, а другая – с чалопом 5 . Али-баба, захлебываясь слюной, потер ладони и протянул правую руку к плову. От аппетитных запахов сводило челюсти и кружилась голова, но вдруг кто-то больно пихнул его в бок. Али-баба живо одернул руку и огляделся – никого.
3
Лаган – традиционная широкая и плоская восточная посуда
4
Коса – национальная восточная глубокая посуда для первых блюд
5
Чалоп (узб.) – кисломолочное блюдо с зеленью (окрошка)
– Вставай! – раздался очень знакомый голос, казалось, из ниоткуда.
– Не встану! – огрызнулся Али-баба и вновь протянул руку к лагану.
– Что-о?! – возмущенно грянул в ушах голос. – Ах ты, бездельник! Вставай, я сказал! Дров нет, печь холодная, лепешек нет, а он валяется.
Али-баба обреченно вздохнул, но отказаться от еды было выше его сил. Он вновь потянулся к плову, но новый тычок в ребра заставил его отшатнуться от блюда. И тут аппетитные кушанья подернулись какой-то дымкой, заколыхались, словно мираж над раскаленными песками, и начали медленно таять.
– Стой! Куда? – Али-баба попытался ухватить исчезающий из-под его носа лаган с пловом, но с таким же успехом можно было пытаться поймать ветер.
– Вставай, бездельник! – опять повторил сердитый голос.
– Да встаю я, встаю, – проворчал Али-баба и медленно открыл глаза. – Даже во сне поесть не даешь, – сказал он своему брату Касыму, грозно возвышавшемуся над ним с упертыми в тучные бока руками.
– Ах ты, обжора! – возмущенно затопал ногами Касым, потрясая жирными щеками. – Даже во сне думаешь только о еде. Вставай, пока я не вышел из себя и не отходил тебя палкой!.. Кстати, а что ты собирался есть?
– Плов с жирной бараниной и салатиком из помидоров, – вздохнул Али-баба, поднимаясь с жесткой лежанки.
– Вот видишь, какой ты, – пожурил брата Касым, не забыв при этом облизнуться. – Не разбуди я тебя, ты бы все сам съел, и со мной не поделился.
– По-твоему, выходит, пусть лучше оба останутся голодными, так что ли? – обозлился на Касыма Али-баба.
– Ну, хватит болтать, – оборвал Касым бесполезный спор о призрачных обедах. – Вставай и наруби дров, а матери скажи, пусть начинает готовить лепешки.