Алиар
Шрифт:
— К лучшему. Выступаем.
Они торопливо собрали вещи. Тэрн подхватил рюкзак Мизы (она и так с трудом шла), закинул оба их на плечо — и увидел, что Райк пристально смотрит на него. Снова.
— Теперь чего?!
Райк помолчал.
— У тебя рубашка в крови.
— Ой, — вмешалась Альни. — Правда. А я думала, это рисунок такой. Какая идея хорошая, надо будет тоже одежду забрызгать, кто б знал, что из крови такие хорошие рисунки получаются!
Тэрн опустил взгляд вниз. И вправду: отстирать одежду после Завандра так и не удалось, так что обычно он просто заправлял рубашку
Альни сорвалась с места с криком:
— Бабочка! Какая бабочка, я посажу её к себе на шляпку! Правда, будет здорово?!
Испуганная бабочка торопливо улетела, и Тэрн вполне её понимал. Он подождал, пока его нагонит Миза.
— А у тебя нет ещё такого зелья?
Девушка покачала головой.
— Им у нас пользовался один мошенник… одна склянка оставалась в вещественных доказательствах…
— И ты её украла.
— Украла, — покорно согласилась Миза.
Видно было, что её, жительницу Кивиша, невероятно гнетёт нарушение закона, и Тэрн постарался утешить её.
— Не переживай из-за этого. Ты ничего им не должна — соблюдать их законы в том числе! Подумай, они же…
— Миза.
Райк подождал, пока они обернутся к нему, и продолжил:
— Миза, не слушай его. Что бы он ни говорил.
Миза хлопнула глазами, а Райк припечатал:
— Хорошему он не научит. Потому что в нём самом хорошего ни крупицы.
Тэрн сжал зубы и мужественно промолчал. Миза промолчала ошарашенно.
Альни бегала за бабочкой, поэтому ничего не слышала, а замученная бабочка уже не знала, куда деться.
— Почему вы так ссоритесь? Вы же братья… то есть, родственники.
Тэрн был готов с яростью возразить против наличия у себя хоть капли общей крови с Райком, но лишь вздохнул. Про орден всё равно не расскажешь, а эта ложь не хуже любой другой. Райк, видимо, рассудил так же.
— Да. Братья. Двоюродные.
— Троюродные.
— Четвероюродные. Очень, очень далёкие родственники.
Бабочка взмыла в небо, и Альни вернулась к разговору:
— Надо же! А так похожи! Как родные прям. Я увидела, сразу подумала: братья.
— Мы не!..
Но их возражения потонули в новом потоке слов Альникакеётам. Тэрн уже научился пропускать мимо ушей её речь, хотя это и было сложнее, чем в ордене: те рассказы были скучными и монотонными, усыпляющими, здесь же девушка звучала и свирелью, и гитарой, и барабаном. С другой стороны, Райк-то вовсе не имел привычки отрешаться от чужих слов, так что ему было гораздо тяжелее.
Все, кроме эрнелки, молчали: не располагала к разговорам мысль, что стражники идут по их следу и готовят им смертную казнь. Как ни странно, наступил вечер, а их так и не догнали. Видимо, в Кивише знали: «Дорога предназначена для пеших и конных перемещений между населёнными пунктами», — поэтому и предположить не могли, что кто-то пойдёт через лес.
И это было не так уж дико: Тэрн чувствовал, насколько длиннее становится путь из-за того, что они бредут здесь, а не идут не по ровной кивишской дороге. Не исключено, что в Эрнеле их уже будет ждать патруль…
Становилось всё холоднее: природа, видимо, вспомнила, что сейчас осень. Тэрн зябко поёжился: его куртка осталась в руках завандрских стражников. Новую он хотел купить в Кивише, но не сложилось, а когда Миза собирала им вещи, он был в броне и как-то не подумал о надвигающихся холодах, да и не до того было… А вообще, просто удивительно, как одна милая маленькая девушка могла утащить столько всякого барахла…
— Мёрзнешь?
— Пошёл ты.
— Куда куртку дел?
— Пошёл, ты.
— Туда же, куда и книги, да? Сколько ж ты всего спустил-то? И на что?.. А ведь ещё и выигрыш в Айнере… Скажи, гадёныш, на что можно было потратить столько денег?..
Тэрн прикрыл глаза. Один из них не дойдёт до Эрнела.
— …На девок и вино — какие у тебя ещё интересы! Надеюсь, теперь-то хоть счастлив. Как ты говорил… живёшь полной жизнью?.. Мразь.
И снова взгляд Райка выражал целую вереницу чувств, от ненависти до равнодушия. Есть граница, за которой презрение уже не может существовать. Там нет ни злости, ни гнева, ни раздражения: человека слишком презирают, чтобы даже презирать. Их заменяет абсолютная уверенность в том, что перед тобой отвратительная и подлая тварь, которая неспособна испытывать сколько-нибудь светлые чувства и никогда не сделает ничего хорошего. И под этим взглядом действительно тяжело быть кем-то, кроме отвратительной твари…
Но взгляд Райка не обвинял, нет, — он бы исполнен смирения перед волей Творца, решившего сделать их героя таким. В конце концов, Господу видней; в конце концов, в мире нужны абсолютно все, даже бесполезные и вредные скоты, по наглости своей иногда ухитряющиеся забыть, как же они мерзки на самом деле.
— Меня ограбили, — очень тихо сказал Тэрн. — И нет, я могу за себя постоять. Но в итоге всё досталось стражникам — а с целым городом сцепиться и ты бы не смог. Я понимаю, тебе было бы проще, если бы я оказался вором и убийцей. Прости, что в очередной раз не оправдал надежд.
Тэрн окинул взглядом притихших спутников и, смущённый своей неожиданной искренностью, торопливо пошёл вперёд.
Райк промолчал.
Путь продолжался.
Эрнел ударил по глазам ярким светом. Сияли окна, на домах светились какие-то вывески, с разных концов города доносилась громкая музыка — и Тэрн почувствовал себя гораздо более уставшим, чем от нескольких дней ходьбы по лесу. Сил на споры уже не было.
— Пойдёмте, нам надо… — успел расслышать он, а потом слова Мизы потонули в местном гомоне.
— Куда?..
— Что ты сказал?
— Куда нам надо?!
— Я не слышу!
Он махнул рукой. Навстречу попалась компания местных девушек. Выглядели они ещё страшнее, чем Альни в первую встречу. Девушки обвели их взглядом и громко рассмеялись; две приветливо помахали Райку, одна послала Тэрну воздушный поцелуй. Оба вздрогнули.
Они послушно брели за Мизой. Через несколько сумасшедших улиц Альни попрощалась (каким-то образом легко перекричав местный шум) и нырнула в один из переулков. Все облегчённо вздохнули.