Алиедора
Шрифт:
— Вы опозорили славное имя рода Деррано, — яростно гремело где-то в недосягаемой выси над ними. — Вы бросили отряд. Бежали с поля боя. Трусы, а не мои сыновья.
Дигвил хотел возразить, но знал — ещё не время.
— А теперь этот подлец Венти рассылает по градам и весям издевательский пасквиль, высмеивая вас и понося моё имя! Над нами хохочут даже в Берлекооре! Не подают вида при встрече — но хохочут! Двести панцирников, столько же пешцев… разбежались! А Венти теперь требует выкупа за пленных! Угрожая продать всех на рудники Сабеано и Форшата! Ну, чего молчите, позор
— Отец… — Дигвил не поднял взгляда, понимал — рано. — Отец, они напали предательски, не по-рыцарски… не вызвав никого на поединок, не сказав ни слова… просто напали, и всё тут…
— Ха! Просто напали! Кому рассказываешь, щенок?!
— Отец, я… я хочу сказать, что надо написать его величеству… Венти нарушил правила благородного боя…
— Ты хочешь, чтобы я опозорился ещё и перед королём! — взревело в вышине, и Дигвил ощутил необоримое желание простереться ниц, плюхнувшись на пузо. — Нет, нет и ещё раз нет. Мы покажем этим жалким выскочкам, что такое гнев рода Деррано! Собирайте всех, всех вассалов. Откроем казну — нечего скупиться — и наймём всех, кого найдём достойного. Отправим гонцов в Доарн, там у нас тоже есть друзья. Скоро зима, надо торопиться. До снега я желаю въехать в замок Венти, пришпилив отрубленную башку этого наглеца, тамошнего сенора, к его собственным воротам! Ну, чего молчите?!
— М-мы готовы выполнить любой приказ, наш досточтимый отец, — выдавил из себя Дигвил.
— Нет уж. «Любого» вам теперь никто не поручит. Вы себя уже показали, бездельники, дармоеды! С войском я отправлюсь сам. А вы будете смотреть и мотать на отсутствующий ус!
— Да будет всё по воле твоей, батюшка, — пролепетал Байгли. — Но… что же с выкупом за наших?
— Ни одной монеты от меня Венти не получит, — отрезал сенор Деррано. — А своих мы выручить успеем. Вот увидите. Эх, эх, ну почему всё всегда приходится делать самому?!
Вернулся с победой отец, отшумел праздничный пир в просторном дворе замка Венти, уехали сытые и пьяненькие менестрели и бродячие музыканты, слегка поправив свои дела — сенор выказал небывалую щедрость, как и прочие знатные гости из ближних и дальних замков — Ликси, Артол, Иллидэ. Шуты изощрялись в остроумии, высмеивая опрометью бежавших с поля боя братцев Деррано; рекой лились вино и брага, поварята не успевали нанизывать на вертела куриные тушки.
— Теперь не сунутся, — на все лады повторялось за длинными пиршественными столами.
От праздничного обилия перепало даже пленным, коих, за неимением достаточно обширных темниц, пришлось держать в сенных сараях. Сенор Деррано отчего-то не спешил с выкупом, и отец Алиедоры заявил, что кормить их даром он не намерен, после чего погнал всех на работы. Простые пешцы, схваченные в обозе, не возражали — всё веселее, чем сидеть взаперти, да и в котле делалось куда гуще. Кое-кто из незнатных ратников помоложе и вовсе принялся перемигиваться с девушками замка Венти…
Правда, тучи на лице отца рассеялись лишь на время. Алиедору не пускали на военные советы, но что-то всё же просачивалось — доглядчики слали вести, что Деррано закусил удила, что собирает силы по всему Долье, что к нему присоединились наёмные дружины со всего королевства и что многие сеноры посылают к нему свои собственные отряды.
А потом в замок Венти пришло важное письмо — его отец Алиедоры, похоже, ждал с особым нетерпением. И теперь уже доньяту позвали в кабинет — вместе с маменькой.
Рядом с отцом стоял его доверенный секретарь, мастер Лейвен.
— Я писал, — безо всяких предисловий начал сенор Венти, — нашему родственнику, бра-дону генеральному стряпчему в Симэ. Просил защиты и покровительства, просил дать его величеству нужный совет. И вот бра-дон ответил.
Алиедора переглянулась с матерью, ухватилась за её руку.
— Бра-дон весьма категоричен, — досадливо проговорил отец, и мастер Лейвен согласно кивнул. — Пишет, что его величество гневается, приняв «обиду» рода Деррано «как свою собственную». Ещё бра-дон извещает нас, что, если мы… если мы не вернём тебя, Алиедора, законному мужу, то удержать короля Долье от помощи «оскорблённому вассалу» не удастся даже ему.
У доньяты подкосились ноги, маменька сноровисто поддержала её под локоть.
— Это что же ты, муженёк, такое говоришь? — подбоченилась она. — Алю им отдать хочешь? Да как тебе такое в голову…
— Опамятуйся, женщина! — рявкнул отец. — Как тебе такое в голову могло прийти, что я собственную дочку этому изуверу второй раз вручу?!
— Прости, о муж мой, — опустила глаза маменька.
— Не про то речь, — буркнул отец, — чай, Аля не племенная кобылка, чтобы отдавать. А про то речь, что делать станем.
— Надо просить защиты у его величества Хабсбрада, — вставил мастер Лейвен.
— Невместно, — помрачнел Венти. — Одно дело от крючкотворства, от стряпческих дрязг, от того, чья подданная наша доньята — Меодора или Долье… и другое — к королю побитым псом бежать, когда дело дошло до благородного боя.
— Но, мой сенор, — возразил секретарь, — если Деррано собирают силы по всему Долье…
— Мы тоже соберём! — грохнул отец кулаком.
Однако мастер Лейвен только покачал головой:
— Богатства вашего рода, сенор, известны всем. Не сомневаюсь, многие в Долье поразевали рты на большую добычу. А Деррано?
— Тоже не бедняки, — буркнул сенор Венти. — Нечего с ними церемониться! А ты, — палец отца упёрся в Алиедору, — уедешь куда подальше.
— К моему брату, — тотчас подсказала матушка. — Считай, почти Доарн. Уж туда-то они не сунутся!
— Верно говоришь, — кивнул отец. — Вот и не теряйте время. И всех младших с собой берите. Тут им оставаться опасно.
…Вереницы конных переходили реку. Переходили ночью, когда обе Гончие утонули в плотном облачном море. Налегали на шесты, толкали тяжело гружённые плоты, рассекая холодные струи. В мелких лодчонках переправлялись пешие ратники. Не подавали голос обученные гайто, не брехали боевые псы в шипастых ошейниках, не звякало тщательно обёрнутое тряпками оружие.