Алиедора

Перумов Ник

Доньята плакала и никак не могла остановиться. Но она всё-таки заставила себя приподняться и осторожно глянуть сквозь колючие ветки кустарника. По сердцу прошлась холодная коса страха — не за себя и даже не за родной Меодор. Однако Алиедора не отползала и не отводила взгляда до тех пор, пока вдруг не увидела Тень.

Тень соткалась из ничего там, где кипел особенно жаркий бой, где гуще всего лежали павшие. Вот ещё мгновение назад ничего там не было — а сейчас уже возвышается высокая, тонкая фигура, вся серая, словно и впрямь — поднявшаяся, оторвавшаяся от земли чья-то тень.

Тревожно

зафыркал жеребец, наклонился к Алиедоре, зубами, слово пёс, потянул её прочь — но сама доньята точно оцепенела. Страха не было, скорее она боялась другого — моргнуть и пропустить нечто донельзя важное.

Тень медленно плыла над полем, чуть колыхаясь и совершая пустыми рукавами призрачного одеяния какие-то пассы.

Наверное, там всё-таки ещё оставались живые, потому что путь Тени оглашался стонами, почти что криками — на них умиравшие от ран тратили последние силы. По спине Алиедоры тёк ледяной пот, храпящий гайто тащил её прочь, словно вайкса-мать — крошку-шерстистика, а она заворожённо глядела на жуткую сущность, что плыла над телами, задерживаясь лишь на краткий миг там, откуда раздавались стоны, — и они тотчас стихали.

Что это? Откуда? Почему и зачем?..

Жеребец немилосердно куснул Алиедору за плечо.

— Ай!

Тень замерла, обернулась в сторону скрывавших доньяту зарослей, и девушка ощутила, как холодный клинок словно разрезал её напополам, пресекая само течение жизни.

Замер даже гайто.

Однако ледяной меч, задев Алиедору и оставив её, как почудилось доньяте, умирать от страшной раны в груди, не задержался, не добил — скользнул дальше, а там и вовсе исчез, зарывшись в груду тел мёртвых и умирающих.

— Ч-что же это?.. — пролепетала Алиедора.

Холодное оцепенение отступило, доньята понемногу пришла в себя и сумела взобраться в седло. Захлёбываясь рыданиями, она тронула гайто. Жеребец осторожно зашагал, сам выбирая дорогу среди густых зарослей.

* * *

— Никогда не ставь под сомнение отцово слово!

— Да как бы я посмел, батюшка!

— Посмел бы, посмел, знаю я вас, племя нетерпеливое… Что я тебе говорил — поспеет нам на помощь его величество? — он и поспел! Теперь пойдём обратно. Надо скорлупку Венти всё ж таки расколоть. Да и вообще… Меодор — страна не бедная. В отличие от нас, пред Омом Прокреатором согрешивших, видать, коль в соседи нам Некрополис определён…

— Батюшка, — сегодня в словах, голосе и взглядах Дигвила читалось куда больше почтения, — что же его величество хочет? До самой меодорской столицы дойти?

— Уж чего он хочет, то лишь его величеству ведомо, — громко ответил сенор, скорчив сыну злую гримасу, мол, ума лишился, а ну как нас подслушивают?

— Но слышал я, что иные сеноры по своей воле переходят Долье, направляясь в меодорские пределы…

— Правильно слышал, сынок. Дружина Аджекоора обложила Ликси, род Вереа подступает к Дреггу, даже лежебоки из Соллкоора проснулись. Всё Долье на север качнулось! Оно и верно — лови момент, пока Меодор на лопатках и к их горлу кинжал приставлен. Ох загорится по ту сторону реки, ох заполыхает! — Сенор Деррано расхохотался. — Славная будет охота, сынок, славная, и добыча тоже — уже сейчас столько знатных пленников набрали, что впору ко гномам засылать, насчёт новых доспехов да мечей с ихними рунами справляться…

— Правда, батюшка? — Глаза у Дигвила сделались словно у мальчишки перед лотком со сластями.

— Правда, правда… отдадим королевскую долю, как положено, — чуть громче и поспешнее добавил сенор, — но оставшегося хватит, ох, на многое, сын мой. На многое.

— А Байгли? — рискнул напомнить старший сын.

— Что Байгли? — поморщился отец. — Опять розгами размахивает небось?

— Размахивает, — кивнул Дигвил. — Нет, что ж с женой его так называемой делать? По закону-то он обрачевался, замуж за него никого не возьмёшь, только бастардов плодить и может…

— Гм… — замешкался сенор Деррано, поневоле отвлекаясь от сладостных мыслей о взятой добыче. — Верно говоришь. Негоже младшему в роду оставаться неприкаянным да бастардов, ты прав, плодить. Надо искать беглянку, Дигвил.

— Пожалуй, найдёшь её в этом бедламе…

— Она в замке Венти — где ж ей ещё быть?

— У них есть родня — на севере. Могли отправить туда.

— Могли. Но, скорее всего, Алиедора — в родовом гнезде. Венти был старый упрямец, кремень, не человек. Се — моё и се — моё же. Дочка должна дома сидеть. Тем более что отослать её куда подальше — показать, что он нас с тобой испугался. Так что я не я буду, если наша птичка — не в замке.

— Прикажешь отрядить особый отряд, батюшка?

— Нет, не прикажу. Когда подступим поближе, тогда да. А рисковать добрыми воинами и слать их в глубь вражьей страны — не стану. За такое надо немалую награду сулить, а Байгли того не заслужил. — Сенор Деррано коротко и жёстко рассмеялся. — Пусть скажет спасибо, что позволяем ему с розгами баловаться.

— От него благодарности не дождёшься, — буркнул Дигвил.

— Неважно, — осадил старшего сына сенор. — Он твой брат, ты ему вместо отца будешь, когда меня не станет. Ему жена нужна. Младшие ветви засушивать не след. Никогда не знаешь, когда пригодятся.

— Всё понял, батюшка, — смиренно поклонился наследник Деркоора.

— То-то, что понял… Поглядим, как дальше будет.

— Но, отец… ты сказал — искать беглянку, а отряд слать не велишь…

— Не велю. Возьми мэтра Бравикуса, пусть отрабатывает жалованье. Пусть ищет, да как следует, гаданьями ли, эликсирами, ещё как-то — знать не желаю, как именно! Пусть укажет направление. И когда мы окажемся достаточно глубоко в меодорских землях — придётся тебе, сынок, порадеть-таки младшему братцу.

— Порадею, батюшка, — не стал спорить Дигвил, хотя сам бы, конечно, по доброй воле никогда за это не взялся. Умом старший из братьев Деррано понимал, что, с одной стороны, от бастардов Байгли ничего хорошего ждать не приходится, а с другой — этих бастардов пока что нет и не предвидится, а лезть в осиное гнездо замка Венти и выковыривать оттуда эту треклятую доньяту придётся именно ему.

Дигвил покачивался в седле, предаваясь не совсем обычному для молодого дона и наследника титула занятию — а именно размышлению.