Алиедора
Шрифт:
Алиедора чуть не наглоталась воды — поднятая жеребцом волна накрыла её с головой. Миг — и гайто быстро поплыл, вытянув шею и низко держа голову, так, что едва были видны ноздри, словно зная, как надо спасаться от выстрелов.
Доньята, как учили, соскользнула со спины плывущего жеребца, пристроилась рядом, вцепившись в уздечку и стараясь пореже выныривать.
С плотов кто-то кричал, указывая на беглецов лучникам. Алиедора оглянулась: на дольинский берег высыпало сразу дюжины две беглецов. Она хотела крикнуть,
Люди поспешно сбрасывали доспехи, швыряли оружие и один за другом бросались в реку, похватав всё, что могло бы плавать.
Выгребая одной рукой, Алиедора ухитрилась повернуться на бок, смогла-таки предостерегающе крикнуть — когда с плотов вновь начали стрелять.
Стрелы хищно клевали серую гладь вокруг голов плывущих; кое-кто из беглецов поворачивал назад, иные, самые неудачливые, молча уходили под воду, краткое время спустя всплывая спинами вверх, подставляя туманной хмари пробитые навылет затылки.
Кажется, она заплакала, не чувствуя слёз, сразу же становившихся добычей ненасытной Долье, бравшей с доньяты дань если не кровью, так хоть слезами.
Гайто плыл, и стрелы уже дважды отскочили от его прочной чешуйчатой шкуры, Алиедора держалась рядом.
Но вот — скакун нащупал копытами дно, замедлился, и Алиедора влезла-вплыла обратно в седло. С них потоками стекала вода, когда жеребец вынес-таки девушку обратно на родной меодорский берег и, не нуждаясь в понуканиях, помчался прочь, унося свою маленькую хозяйку от нацеленной ей в спину смерти.
Мало кто из меодорцев выбрался на северный берег Долье. Немногие счастливцы, мокрые, зачастую израненные, лишившиеся доспехов и оружия, теперь брели прочь от злосчастной реки. Родная земля встречала их сполохами взметнувшихся на полнеба пожаров — точь-в-точь таких же, что совсем недавно полыхали над градами и весями дольинского королевства.
Успевшие переправиться полки Семмера сторицей возвращали утраченное. Что могло гореть — сжигалось, что нет — обрушивалось.
Алиедоре пришлось забиться в самую глубь осеннего леса, уже облетевшего, неласкового, пустого, голодного. Развести костёр доньяте не удалось. Вновь спас верный гайто — согревал собственным теплом, пока она, раздевшись, дрожала у него под боком, пытаясь хоть немного просушить одежду на ветру.
Какие припасы оставались — размокли, обратились в кашу. Алиедора зубами вытащила затычку из заботливо сохраняемой бутылочки, зажмурившись, хлебнула обжигающе-огненной жидкости, поперхнулась, зашлась кашлем.
Гайто пододвинулся ближе, смотрел сочувственно.
— Что же мне делать, скакун мой? — лихорадочно шептала доньята, прижимаясь к тёплой броне. — Ведь это же всё из-за меня. Из-за меня. И папу убили из-за меня, и земли разорили, и король Хабсбрад из-за меня погиб… что же теперь будет-то?
Жеребец внимательно глядел на трясущуюся девушку, слушал, словно и в самом деле понимал и хотел что-то сказать, да только — вот беда! — Семь Зверей не наделили его предков в незапамятные времена священным даром речи.
Пойдут ли дольинцы за ней в замок Венти? Или… может, они просто пойдут к замку, потому что богатства её рода известны всем в Свободных королевствах?
Нет, нет, скорее туда, скорее — предупредить, может, кто-то ещё успеет спастись — матушка, младшие сёстры и братики. Есть ведь родня на севере, можно уехать и в Доарн — туда рука сенора Деррано вряд ли дотянется.
Одевшись в так и не просохшие вещи, заставлявшие содрогаться и выбивать зубами дробь, Алиедора вновь взобралась в седло. Её начинал мучить озноб, купание в осенней реке не прошло даром.
Доньята ехала прямиком через глухие чащобы, излюбленные охотничьи места его величества Хабсбрада Рыжебородого — зверей она сейчас совершенно не боялась. Если скоро свернуть вправо, напрямик к родному замку — она наверняка угодит прямо в лапы дольинцам, что валом валят на север от реки. Не всегда самый прямой путь — самый же и короткий, твердила Алиедора, значит, надо найти пусть более долгую, но более безопасную дорогу.
Что там сейчас на востоке, возле Иллидэ? Где ещё войско Семмера могло вторгнуться в Меодор? Неведомо. Единственное, что могло это подсказать, — пламя пожаров, охватившее весь горизонт по правую руку Алиедоры.
«Не успею, не успею, не успею, — шептала она, смахивая слёзы тыльной стороною кисти и шмыгая носом. — Гайто, милый мой, дорогой скакун, не выдай!»
И вороной не выдал. Зло и упрямо нагнув голову, он неведомым чутьём отыскивал в чащах звериные тропы, безошибочно выходил к водопоям и мчался, мчался, мчался без устали, как только появлялись прогалы в густых зарослях. Алиедора наконец сообразила, что уже давно не правит скакуном — он сам находит путь.
Через пять полных дней они оказались на большой дороге — той самой, что вела от Бринтона и Сашэ к родному Венти.
Сюда ещё дольинские отряды добраться не успели. Во многих деревнях приписные пахари тупо таращились на поднимавшиеся вдоль горизонта пожары, но… ничего не делали.
— Уходите! Прочь отсюда! — кричала им доньята, на краткий миг задерживаясь возле колодцев. — Идёт Семмер! Семмер идёт! Никого не пощадит! А кого сразу не убьют, продадут Некрополису! Как есть продадут, сама видела! — добавляла она для вящей убедительности.
Алиедора мчалась по тракту, словно вестник Смерти — прямо навстречу полыхавшему зареву. За её спиной серфы поспешно угоняли скотину, уходили прочь, в леса к северу от большой дороги.