Алиенора Аквитанская
Шрифт:
С тех пор в крипту собора святого Павла под бдительным оком Алиеноры и ее уполномоченных стали стекаться мешки золота и серебра, драгоценные сосуды. И все же до освобождения Ричарда было еще далеко. Посланцы императора появились в Лондоне только в октябре, и лишь для того, чтобы проверить вес и качество серебра, собранного для выкупа. Им постарались угодить как можно лучше, осыпали их подарками: как было принято в ту эпоху, гонцам дарили серебряную посуду, богатые одежды, меха. Ричард, который отныне пребывал на берегах Рейна, в Шпейере или Вормсе, настаивал на том, чтобы Алиенора лично сопровождала драгоценную посылку, и вскоре под руководством того самого человека, который несколькими годами раньше привел в Святую Землю королевский флот, — этого человека звали Ален Перевозчик, — суда были собраны в Ипсвиче, Данвиче и Оксфорде и надежно оснащены, так, чтобы могли противостоять и зимним бурям и всегда возможным неожиданным нападениям: подобный караван был просто создан для того, чтобы возбудить алчность пиратов, не говоря уж о короле Франции, вдоль берегов которой корабли должны были
Алиенора вышла в море в декабре в сопровождении внушительной свиты; заботу о королевстве она доверила Губерту Вальтеру, который к этому времени успел стать архиепископом Кентерберийским; архиепископ Руанский, Готье Кутанский, сопровождал ее вместе с несколькими преданными ей людьми, — среди прочих там был Сальдебрей, которого Ричард должен был как можно скорее направить в Святую Землю, чтобы тот поддержал его племянника, Генриха Шампанского; были там и несколько пуатвинцев: Берле де Монтрей, виконт де Туар, Эмери, Гуго Черный де Лузиньян, а также верный Бодуэн де Бетюн, разделивший с королем превратности обратного пути и, как говорили, первым из всех баронов поспешивший отдать свое имущество, чтобы помочь собрать выкуп, а перед тем рисковавший ради короля собственной жизнью. Наконец, среди них можно было увидеть и Гильома Лоншана, епископа Илийского.
Праздник Богоявления 1194 г. Алиенора и ее свита встретили в Кельне, где их принял архиепископ Адольф Альтенский. Но надежды королевы увидеть сына не сбылись. Его освобождение, поначалу назначенное на 17 января, было отложено. Казалось, императору не очень хочется встречаться с Алиенорой, и ходили странные слухи: будто бы Филипп и Иоанн Безземельный пытались навязать ему свою волю, предлагая ему сумму еще больше той, чем привезла с собой английская королева. Можно себе представить, чем были эти дни ожидания, с нависшей над ними угрозой постыдного торга, для этой семидесятидвухлетней женщины, которой перед тем пришлось пережить такие тяжкие годы и только что совершившей зимний переход по морю.
Наконец, 2 февраля 1194 г., — в праздник Сретения, когда в церквях зажигались тысячи свечей, напоминая о том, как Симеон славословил и приветствовал свет, явившийся среди людей, — в Майнце была собрана большая ассамблея, во время которой, по словам одного из летописцев, Гервасия Кентерберийского, Ричарда «вернули его матери и свободе». Эта ассамблея состоялась под покровительством майнцкого архиепископа, Конрада Виттельсбаха, которому Петр Блуаский, знавший его лично, отправил два настойчивых послания. Рядом с императором, Генрихом VI, находился герцог Леопольд Австрийский, и освобождение их пленника принимало вид договора о союзе, закрепленном, как и всегда в те времена, браками между членами этих некогда враждовавших семей. Император Генрих VI, который любил тешить себя несбыточными мечтами и воображал себя новым Карлом Великим, правителем Европы, которая в реальности была ему неподвластна, потребовал от Ричарда, чтобы тот принес ему клятву верности за свое королевство. Летописцы подчеркивают, что английский король согласился на это требование по совету своей матери. Алиенора, чьи суждения неизменно были здравыми и практичными, понимала, что прежде всего надо добиться освобождения сына, а как только он вернется в Англию, эта вассальная зависимость от империи, которая была скорее теоретической, чем реальной, перестанет его тяготить. Итак, Ричард, в знак вассального подчинения, вложил свою кожаную шапку в руки императору, который тотчас ему ее вернул в обмен на обещание ежегодной выплаты в пять тысяч фунтов стерлингов. Король Англии оказался, наконец, на свободе и 4 февраля покинул Майнц. Его поздравляли и приветствовали все правители и прелаты, которые были так или иначе связаны с этими событиями.
Дело в том, что Ричард, пленник, которого больше года перекидывали из одной крепости в другую, из Дюрренштейна в Охзенфурт, из Шпейера в Гагенау, успел приобрести огромную популярность среди немецких князей. Его величественный вид и неизменно прекрасное настроение, которого не могла испортить даже самая унылая крепость, вызывали восхищение. Истинный наследник Гильома Трубадура, Ричард Львиное Сердце в течение всего своего долгого плена не переставал складывать стихи и песни, а его врожденная щедрость и здесь сумела проявиться хотя бы в том, что он угощал тюремщиков вином со своего стола. В конце концов, и отроду данное красноречие ему пригодилось: он сумел помирить с императором своего зятя Генриха Льва, а заодно и разрушить коалицию, которую противопоставили Генриху IV наиболее могущественные вассалы императора, в том числе — прелаты Майнца и Кельна, а также герцог Лувенский. Когда он сам выступил защитником собственного дела, с красноречием, заставившим, как говорили, плакать присутствующих, в этот праздник Сретения он, наконец, добился решения императора, который все никак не мог расстаться с драгоценным заложником, — благодаря ему он мог держать в подвешенном состоянии одновременно и короля Франции, и самые судьбы королевства Плантагенетов.
Когда Алиенора с Ричардом после этих тревожных переговоров отплыли по Рейну к морю, их провожали немецкие князья, изо всех сил старавшиеся показать им свои дружеские чувства. В Кельне их великолепно принимал архиепископ, и в соборе, что было тонким проявлением внимания, отслужили мессу в память святого Петра-в-узах: «Теперь я знаю, что Господь послал мне своего ангела и избавил меня от руки Ирода…». В Антверпене герцог Лувенский также приготовил им торжественную встречу. Долгое заточение короля Англии не только не умалило его славы, но едва ли не окружило ореолом мученика, — а кроме того, и в практическом отношении оказалось полезным, ибо позволило Ричарду заключить союзы, которые в один прекрасный день могли оказаться для него выгодными. Один из его племянников, сын Генриха Льва, женился на родственнице императора (дочери рейнского пфальцграфа Конрада Гогенштауфена), а за самого герцога Австрии собирались выдать замуж племянницу Ричарда, старшую дочь Жоффруа и Констанции Бретонской, также носившую имя Алиенора.
Рассказывают, что в день, когда корабль Ричарда пристал к английскому берегу в Сандвиче, — 12 марта 1194 г. — солнце засияло ярче прежнего, и в то же время над горизонтом разлился необычный, алый и сияющий, словно радуга, свет. Ричард, едва сошел на берег, отправился в Кентербери, чтобы помолиться на могиле Томаса Бекета: отныне это станет традицией для королей Англии. На следующий день, по дороге в Рочестер, он встретился с архиепископом Губертом Вальтером, и они со слезами обнялись. 23 марта в Лондоне стало днем триумфа Ричарда. Весь город, во главе с мэром, вышел ему навстречу. Ричард, бок о бок с Алиенорой, поднялся от Стрэнда к собору святого Павла под крики обезумевшей от радости толпы: для всех он был героем священной войны, Божьим помазанником, кумиром. И эта народная любовь оставит свой след в Истории, потому что король Ричард, который провел в своем королевстве, наверное, меньше времени, чем любой другой король, станет чуть ли не самым популярным из всех монархов. Достаточно напомнить здесь о знаменитых балладах, в которых он появляется одновременно с Робином Гудом и его веселыми товарищами из Шервудского леса: в одной из них, — и каждый англичанин знает ее наизусть. — говорится, что король Ричард, вернувшись в свою страну, переоделся настоятелем монастыря, и в Шервудском лесу его схватили разбойники; они, под предводительством Робина Гуда, облагали монастыри данью, с тем, чтобы помогать бедным и хранить верность королю; тем не менее, Робин сдружился с «аббатом» и пригласил его на пир вместе со своими друзьями, которых созвал свистом со всего леса, и эти лохматые оборванцы сбежались со всех сторон; они устроились на берегу реки, настоятель и Робин подняли чаши за возвращение короля, после чего тот назвал себя и повез лесного жителя в Лондон, где тот сделался пэром Англии.
Ричард действительно в начале апреля провел несколько дней в Шервудском лесу: Алиенора недавно освободила от лесных работ тех, на кого они ложились таким тяжким бременем, и, возможно, отсюда и родилась легенда. А посетив между делом Вестминстер и совершив паломничество на могилу святого Эдмунда, он мгновенно вернул себе контроль над английскими замками. Тщетно брат Ричарда Иоанн, узнав о том, что он на свободе, приказывал всем кастелянам приготовиться к обороне: человек, которому он поручил передать это послание, Адам де Сент-Эдмон, один из его подручных, был арестован мэром Лондона, едва прибыл в город, и английские прелаты, собравшись на совет в Вестминстере, заранее отлучили от церкви всякого, кто проявит враждебность по отношению к их законному государю. Нигде он не встречал настоящего сопротивления: замок Мальборо сдался на уговоры епископа Кентерберийского, замок Ланкастер сдался Тибо Вальтеру, брату архиепископа; из Хантингдона, куда явился приветствовать его Вильгельм Maршал, Ричард отправился в Ноттингем, ворота которого распахнулись перед ним 28 марта, в ту самую минуту, как епископ Дарема сообщил, что владельцы замка Тикилл ему покорились; и рассказывали, что в далеком Мон-Сен-Мишел в Корнуэльсе кастелян Гуго де Ла Поммере умер от потрясения, узнав о возвращении короля. Таким образом, двух недель хватило на то, чтобы расстроить все заговоры, подавить все попытки сопротивления, какие могли зародиться из-за долгого отсутствия короля, и Ричард без борьбы завладел своим королевством, став хозяином даже в замках, принадлежавших брату. Оставалось лишь наказать предателей: Иоанну, в частности, приказали предстать перед королевским судом до 10 мая, пригрозив, в случае отказа, объявить его изменником и изгнать из королевства.
Тем временем Алиенора, деятельная, как никогда, занималась подготовкой к церемонии, которая должна была, в случае, если такая необходимость возникнет, загладить неприятное впечатление, вызванное подчинением английского короля германскому императору. Вторая коронация, еще более торжественная, чем первая, должна была состояться в Винчестере, в церкви Сен-Суитан, 17 апреля 1194 г. Как и в первый раз, Ричард, в окружении главных прелатов, — епископа Иоанна Дублинского, Ричарда Лондонского, Жильбера Рочестерского и Гильома Лоншана, который отныне сосредоточился на обязанностях епископа Илийского, — в присутствии баронов королевства получил корону из рук Губерта Вальтера; и летописцы отмечают, что Алиенора, в окружении своей свиты, во время совершения обряда стояла напротив сына в северной части хоров. Алиенора была королевой Англии. Но разве не было другой королевы, той самой Беренгарии Наваррской, за которой Алиенора в свое время отправилась за Пиренеи и которую привезла сыну на Сицилию? Однако Беренгария не присутствовала на коронации. Она все еще оставалась в Риме с Иоанной, сестрой короля. И, возможно, Алиенора не слишком торопилась уступать ей как свою корону, так и свое место рядом с Ричардом.
И все же приближалось время, когда ей следовало подумать об отдыхе и покое. Но похоже, что прежде чем уйти на покой, она постаралась примирить между собой двух оставшихся у нее сыновей. Нам в точности не известно, где скрывался Иоанн, скорее всего — при дворе Филиппа-Августа. Теперь сообщники тряслись от страха: «Берегитесь, дьявол выпущен на свободу», — писал Филипп, и рассказывают, будто он, опасаясь, что Ричард прикажет его отравить, не принимал никакой пищи, не дав перед тем ее попробовать своим собакам.