Алиса & Каледин
Шрифт:
Чувствуя невнятную тревогу и нервозность, Алиса вышла из машины, опираясь на любезно протянутую руку сэра Гудмэна. Скелет сомнений, подточенный ожесточенным ночным спором с Калединым, вновь начал обрастать плотью – ее подозрения подтверждались с каждой минутой.
Но радости от этого она не испытывала.
– И вы уверены, что к ним никто не прикасался? – дрожащим голосом спросила она Гудмэна, хватаясь, как утопающий за соломинку.
– Нет, миледи, – уверенно ответил тот. – Совсем никто. – И вежливо улыбнулся.
Примерно в трех тысячах километрах от Лондона худощавый человек, запрокинув голову вверх, стоял под снежной пургой и пристально вглядывался в светящееся окно квартиры. То самое, где очумевший от сигарет Каледин пытался переварить полученную информацию. Глаза прохожего, казалось, были настолько
А сейчас пора идти. У него сегодня еще много дел.
Глава седьмая
Бомбоубежище
Круглая комната, увешанная произведениями модных сюрреалистов в резных ореховых рамах (к каждой картине привинчена аккуратная табличка), прямо дышала свежим запахом недавнего ремонта. Дизайн помещения являл собой своеобразный гибрид западного и старомосковского стилей: платиновые самовары от Стеллы Маккартни, написанная Никасом Сафроновым икона в «красном углу», чучело полутораметрового медведя, зажавшего в лапах поднос, факсы, ноутбуки и неизменная плазменная панель. Хотя в кабинете было не холодно, купец Платон Ивушкин потребовал включить батареи отопления. Стояла страшная духота, у гостей по щекам стекали горячие капли пота. Казалось, тепловой удар угрожает даже мраморным греческим богиням, заботливо расставленным по окружности кабинета. Деловито поправив широкий кушак с кистями, повязанный поверх шелковой рубахи навыпуск, Платон сел в кожаное кресло, вытянув ноги в начищенных хромовых сапогах бутылками. На лысой голове, где лишь частично, клочковатыми обрывками сохранились остатки волос, красовался черный лаковый картуз от Ив-Сен Лорана, которому рука дизайнера придала изысканную небрежность. Ивушкин жил в лондонской эмиграции шесть лет, но никогда не упускал случая, чтобы подчеркнуть: даже на чужбине он остается в доску русским человеком. Прочие убеждения Ивушкин менял столь же часто, как цыган лошадей. Сначала он боролся за самодержавную монархию, будучи черносотенцем, нес хоругви во время персидских погромов, но после скандала с императором превратился в яростного республиканца. Бульварные газеты наперебой печатали сплетни, что Ивушкин ужасно богат и при желании может купить королеву Великобритании, а также Билла Гейтса в придачу для игры на балалайке.
Сколько у Ивушкина денег на самом деле, не знал, пожалуй, даже он сам. Его средства были вложены всюду – в недвижимость, банки, яхты, самолеты и газеты, пишущие о его богатстве. Все, что было можно, Ивушкин продавал и покупал. То, что нельзя, – тоже. На прошлой неделе неопытного чиновника в одном из кабинетов имперской Генпрокуратуры завалило папками с компроматом на Ивушкина, через двое суток его смогли откопать, но бедняга на всю жизнь остался инвалидом. Каждую неделю в империи на Платона заводили как минимум двести крупных уголовных дел, а число мелких и вовсе не поддавалось учету, равно как и количество его незаконнорожденных детей. Старец Ивушкин был популярен равно и у дам высшего света, и у фотомоделей, часто посещая с ними баню.
– Я так и думал, – сухо отчеканил купец. – Некоторые здесь сомневались, но все к этому шло с самого начала, когда зарезали Машу Колчак. Кровавые душители свободы из Кремля окончательно озверели. Жестокие убийства в Москве – мишура для отвода глаз, а настоящая цель режима стоит перед вами. Охота за мной продолжается – теперь, чтобы прикончить надежу всея Руси, стонущей под игом царизма, жандармы прислали киллера прямо в Лондон. И как только эту сволочь выпустили из аэропорта в город!
Ивушкин степенно погладил окладистую бороду и отпил кваса из стилизованного под Киевскую Русь кубка. Профессор Арнольд Лебединский, сидя на диване в хлопчатобумажных семейных трусах и майке, пошитой на заказ (присутствие дам хамоватому профессору было по барабану), цинично ухмыльнулся, посасывая традиционный английский эль из высокого бокала.
– У тебя паранойя, камрад, – съязвил он. – Ты скоро кошек на улицах будешь пугаться. Голоса еще никакие не слышишь, а? Послания не принимаешь?
Профессор (и по совместительству тоже купец первой гильдии) Лебединский в антимонархических кругах слыл скептиком, считавшим: революционную борьбу надо прекратить и сосредоточиться на зарабатывании бабла. В первый год царствования государя он отсидел неделю в каторжной тюрьме, из которой вынес татуировки по всему телу, блатной жаргон, а также ценные навыки в распиливании решеток лезвием бритвы. С Ивушкиным его свело взаимное несчастье – до того как впасть в царскую немилость, они были злейшими врагами. Телеканал Лебединского во всех новостях сообщал, что Ивушкин писает в ботинки чиновникам министерства двора и тайком крадет еду у государевой собачки. Ивушкин же обрушивал с экрана шокирующий компромат о связях Лебединского с мафией дона Бигганова, информируя – его враг разбавляет мед дешевым албанским сахаром. После того как оба купца разом оказались в эмиграции, им ничего не оставалось, кроме как помириться. Хотя бы для вида.
– Кошки тоже могут быть засланы корпусом жандармов, – замотал бородой Ивушкин. – Знаешь, до чего техническая мысль в жандармских лабораториях дошла? Сделают миниатюрного робота-убийцу, обошьют кошачьей шкурой, он подойдет да и взорвет тебя к свиньям. Сейчас такое время пошло, что всего надо опасаться. Ты помнишь, что с Распутиным стало? Приехал вот так к друзьям вечерком пирожных под мадеру пожевать, а оказался в проруби с простреленной башкой и брюхом, полным яда. Зверское убийство ведущей реалити-шоу – это личный мессидж мне от царя, дескать, что мы сделали с ней, то обязательно сделаем и с тобой, собака купеческая. Потому и намек на Джека Потрошителя: все его жертвы из Лондона, где я живу. Это постоянно случается. Выпуск погоды на Главном канале в сентябре видел? Передавали, Москву сплошь дождем залило. Врет продажное царское телевидение, врет как сивый мерин. Если подробно расшифровать эти слова, там открытым текстом сказано: «Попробуй приехать, гад Ивушкин, мы тебя в луже утопим». Я и так уж спать ложусь в плексигласовую капсулу с кислородом, надев два бронежилета, вешаю пуленепробиваемые шторы – иначе взорвут дистанционкой, как хана Янтармедова в Кувейте. Из соображений безопасности даже голубей на Трафальгарской площади кормить перестал.
– И правильно, – с издевкой подтвердил Лебединский. – Насрут на тебя плутонием, потом разбирайся, кто из них жандарм в чине штабс-капитана. Старик, я тебя в общем-то понимаю, я тоже на смене государя потерял колоссальное бабло. Так я ж не страдаю ночами, а? Живи для себя, тусуй с девчонками, езди на Ибицу. Но от тебя только и слышишь – царь, революция, убийцы, яд, снайперы. Пирожные к чаю совсем жрать перестал. Под кроватью на ночь мышеловки ставишь – опасаешься, что туда агенты жандармского корпуса заползут. Тебе что, так скучно здесь живется, что ли?
– Скучно, – неожиданно признался Ивушкин. – А кому весело? Погода говно. В ресторанах одно суши – ни тебе гурьевской каши, ни поросенка с хреном – у меня жабры скоро вырастут. Да и обидно мне… кто этого императора на престол возвел, помнишь? Я все локти себе искусал, швы накладывали.
– Еще б не помнить – только круглые сутки и брюзжишь, – икнул Лебединский. – Я ему то, я ему это… сидел, мастерил корону из подручных материалов суперклеем «Момент», партию new-монархистов «Царь-батюшка» с помощью ТВ сколачивал, крутил рекламу государей немецкого происхождения. Я, что ли, вешал во всех городах пятиметровые плакаты «Немец в Кремле – пол-литра на твоем столе!» и «Екатерина Вторая всем подарит сто три каравая»? А ты в ответ – щас XXI век, даже монархии нужны политтехнологии, чтобы государь был с большим рейтингом, иначе он не символ всего народа. И куда теперь ты его рейтинг себе засунешь?
– Не надо прямых ассоциаций, – вздрогнул Ивушкин, едва не облившись квасом. – Кто же знал, что так получится? Я думал…
– О, как интересно, – развеселился Лебединский. – Он думал! Тебе надо арбузами торговать, а не политикой заниматься. Только посмотри, сколько партий ты в последнее время угробил. Только скажешь – вот, я эту партию финансирую, так все – кранты. Люди приезжают – плачут, в ногах валяются: не надо нас финансировать, пожалей, не оставляй деток сиротами. А ты потом кааааак врежешь в интервью: этому я денег дал, тому дал…