Шрифт:
Алану и Алисе нравились Барбара и Эрик. Барбара и Эрик были хорошими соседями. Барбара и Эрик были спокойными. Барбара и Эрик никогда не устраивали вечеринок — шумных вечеринок, с музыкой и громкими звуками. Лишь однажды они устроили званый ужин, и Алан с Алисой знали об этом, потому что их самих пригласили. Это было так по-добрососедски со стороны Барбары и Эрика. Алан и Алиса поблагодарили Барбару и Эрика, сказали, что им очень приятно, но они не могут принять приглашение. Сослались на какую-то выдуманную причину, скорее всего, сказали, что не смогли найти няню для Бобби, хотя тот был хорошим мальчиком, и няня ему не требовалась.
Настоящей причиной отказа было то, что они совсем
У Барбары и Эрика была собака, очень спокойная, почти такая же, как у Алана и Алисы. Их взрослые дети приезжали к ним три раза в год (на Рождество и на дни рождения родителей), эти визиты проходили без излишней помпы и шума. Иногда по выходным Алан видел, как Эрик убирает опавшие листья в саду перед домом, они иногда делали это одновременно и каждый раз радовались совпадению. Эрик в знак приветствия махал рукой над изгородью, Алан делал то же самое, стоя на своей лужайке. Алиса, в свою очередь, улыбалась Барбаре в супермаркете. И когда Барбара выставила на продажу свой дом, Алиса и Алан не знали почему.
— Привет! — сказала Алиса, встретив Барбару в очереди на кассе супермаркета. — Куда это вы переезжаете?
Барбара сказала, что Эрик умер, у Эрика случился сердечный приступ, Эрик умер уже несколько месяцев назад, и она больше не может переносить одиночество. Откровенно призналась, что одиночество сводит ее с ума. А потом расплакалась прямо там, перед Алисой. Так громко и пронзительно, что это было совсем не похоже на Барбару. Алиса сказала, что сожалеет, выразила Барбаре соболезнования, предложила носовой платок, призналась, что они с Аланом и понятия не имели, «как ужасно!» и «а мы-то и не знали!». Позже она сказала Алану, что расстроилась. И как это они не заметили? Как эта смерть и все связанные с ней неприятности могли пройти мимо них, хотя все произошло меньше чем в тридцати футах от их дома? Она сказала, что сами они, видимо, не слишком хорошие соседи.
— Мы будем по ним скучать, — заметила Алиса, когда они все — Алан, малыш Бобби и даже собака, — наблюдали в окно, как грузчики выносят из дома фрагменты жизни Барбары.
— Наверное, будем, — ответил Алан и плотно задернул шторы.
— Они никогда не продадут этот дом, если будут действовать таким способом, — сказал однажды за ужином Алан. Он был экспертом по продажам, фактически начальником отдела продаж. Конечно, номинально эту должность занимал Старик Эллис, но де-факто Алан и был начальником, даже сам Эллис это признавал.
— Первое правило продаж, — сказал Алан, — это сообщить покупателям, что у тебя есть что-то на продажу. В этом деле нет места скромности и нерешительности.
Хотя на лужайке дома, который они по-прежнему считали домом Барбары и Эрика, стояла табличка «ПРОДАЕТСЯ», Алан говорил, что ее не очень хорошо видно. Ее установили под самым большим деревом, и она почти все время находилась в тени. С дороги ее вообще было не разглядеть.
— Так его никогда не продадут, — заявил Алан и с самодовольным видом начал резать картошку на своей тарелке, что означало «разговор окончен», поскольку ни Алиса, ни Бобби, ни даже собака не собирались с ним спорить.
Чуть позже вечером они с Бобби включили игровую приставку и сыграли в «Суперчемпионат по гольфу». Бобби играл за Тайгера Вудса, а Алан за Джека Никлауса. По правде говоря, он предпочел бы играть за Вудса, но Бобби был хорошим мальчиком, сделал все уроки и без напоминаний помыл посуду, поэтому ему было разрешено сделать первый удар. В самый разгар игры Бобби заявил, что у него есть идея.
Алан ответил:
— Вперед, чемпион, я весь обратился в слух.
И Бобби предложил им вдвоем сходить и передвинуть табличку «ПРОДАЕТСЯ» на видное место. Так будет хорошо для всех, правда же? Правда, слово «видное» он использовать не стал. Алан обдумывал это предложение, пока в качестве Джека Никлауса загонял мяч в лунку, и потом сказал, что им не стоит беспокоиться по этому поводу: разве не здорово, что у них теперь нет соседей и стало так тихо? Вот бы сюда так никто и не въехал. Пусть это будет их маленьким секретом.
И Бобби, пожав плечами, сказал: «Ладно», а затем сравнял счет. Бобби действительно был очень милым и рассудительным ребенком. Товарищи по работе предупреждали Алана, что дети с возрастом могут начать грубить. Алан наблюдал за сыном, и хотя тому исполнилось уже восемь лет, ничего такого с ним не происходило. Бобби сказал, что их игра была лучшим, что случилось с ним за целый день, и Алану это очень понравилось. Иногда его можно было растрогать. Что его товарищи по работе могут знать? Может, Бобби всю жизнь будет таким. Именно в этот момент Алан решил, что Бобби нравится ему не потому, что он его сын, а как личность. Когда сын станет старше, они будут вместе ходить в паб, чтобы распить на двоих пинту-другую пива, и это будет намного приятней, чем с коллегами, которых он не особенно любил. А еще они с Бобби обязательно сыграют в настоящий гольф.
Впрочем, Алан ошибся. Дом был продан за неделю.
Рано утром, еще до того, как Алан ушел на работу, к дому подъехал фургон, и крепкие парни в униформе начали выгружать на лужайку перед входом коробки и мебель. Через девять часов, когда Алан вернулся с работы, они все еще были там, и Алиса наблюдала за ними из-за занавесок.
— Надеюсь, ты не целый день здесь провела? — спросил Алан.
— Конечно, нет! — ответила Алиса и снова посмотрела в окно. — Алан, — сказала она, — у них так много всего. Почему у них так много вещей? Как они втиснут все это в дом?
— Я хочу есть, — заявил Бобби как-то непривычно жалобно, и собака тоже начала скулить, выпрашивая еду.
— Все в порядке, чемпион, — успокоил сына Алан, — пойдем, посмотрим, что там у нас в холодильнике.
После ужина Алан подошел к жене, по-прежнему стоявшей у окна.
— Они скоро остановятся, — сказала Алиса. — Темнеет. Нельзя переносить вещи в темноте. Ничего же не видно.
Люди в униформе выгружали из фургона роскошный честерфилдский диван, тяжелый и массивный. Грузчики долго мучились с ним во влажной летней ночной жаре. В конце концов, они вытащили диван и поставили на лужайку рядом с тремя другими: черным, вишнево-красным и бежевым (последний был такого мрачного оттенка, что его и бежевым-то было трудно назвать). Все четыре дивана были в пластиковых чехлах, совсем новые.
— У них там все новое, — сказала Алиса. — Телевизоры, стиральные машины, акустическая система. Всё в упаковках. Как-то даже странно.
— Так я и думал, — заметил Алан. — А что наши соседи? Как они хоть выглядят?
— Я их еще не видела, — ответила Алиса, — я все время смотрю, но они здесь не показывались. Хотя, — призналась она печально, — я могла их пропустить, — и повернулась к Алану, в первый раз с тех пор, как он пришел с работы, посмотрев на него извиняющимся взглядом, словно подвела его. Потом вздрогнула, вспомнив, что отвлеклась, и снова уставилась на соседский дом сквозь щель в неплотно задернутых шторах.