Алиса
Шрифт:
Не может, и всё.
Марина опустилась рядом на покрывало, положив отчего-то холодную ладонь на Алисино колено.
— Я не знала, что у тебя с кем-то серьёзные отношения… Почему ты не рассказывала ничего? Ох, Майя, это просто какой-то кошмар. Давай я поеду с тобой в больницу? Ты же поедешь, да? Ты знакома с его родственниками? Врач сказал, что его мать приедет только завтра утром. Майя? Мне кажется, тебе сегодня лучше переночевать у меня. Майя, ты меня слышишь?..
В ту ночь Алиса рассказала чужой подруге всё — не о своём происхождении из другого мира, в которое невозможно было поверить, конечно, а то, что касалось Паши. Как она пошла проведывать его после сообщения
Она впервые отчётливо проговорила вслух то, что поняла какое-то время назад. Она любила Пашу. Любила его больше, чем кого бы то ни было когда-либо.
А теперь его нет. Из-за неё. Только из-за неё.
К рассвету той ужасной ночи Алиса решила: или это удастся исправить, или ей не нужен ни здешний, ни тот, другой, настоящий мир.
Но, если её бредовые фантазии сотворили эту реальность, значит, она сможет её и изменить. Не сможет Майя, так сможет она. Нужно лишь выбраться отсюда и дописать книгу «Свободная». Сначала, конечно, Майя попробует выправить случившееся. Но почему-то казалось, что воскрешать её документ не умеет. А вот Алисин…
Ведь на самом деле она уверена: этого безумного мира не существовало на самом деле. Он возник по Алисиной воле, а потом мутировал и развился. Но главный толчок задала именно она. И значит, она может изменить тут всё, что захочет. А потом, когда непоправимое будет исправлено, Майя (её Майя) снова напишет о том, что Алиса оказалась внутри своей истории. Рядом со здоровым возлюбленным.
— И жили они долго и счастливо, и жили они долго и счастливо…
— Ты похожа на безумную, — испуганно сказала Марина. — Тебе бы поспать… Но у меня из снотворного только мелатонин… Давай всё равно попробуем. Ты меня пугаешь…
Но что, если…
Если она вовсе никакая не Алиса?
Что, если она, Майя, просто сошла с ума? И вообразила себя выходцем из безумного извращённого мира, в котором добрые бабушки пихают в детей шоколадные и сосательные наркотики с ранних лет, а старую добрую водку все заливают прямо в рот, а вовсе не в задницу?
И нет никаких магических сил у вордовских файлов. А одно только шизофреническое расстройство психики у несостоявшейся проститутки по имени Майя?
В любом случае всё станет понятно тридцать первого августа.
— Ты поедешь на похороны? Майя? Врач сказал, что мать забирает тело завтра. Твой… этот парень же из какой-то деревни, ты говоришь? Ты сообщила на работу? Майя?
На похороны она поехала. Поняла, что Паша не простил бы ей то, что оставила его мать одну в такой период. Не простил бы, когда воскрес.
Воскресить его нужно в любом случае, и не важно, шизофренический ли это бред или ожившая фантазия.
Встреча с бабой Лидой вышла очень тяжёлой. За прошедшие со дня знакомства полтора месяца старушка изменилась до неузнаваемости. Пожалуй, Алиса действительно не признала бы её, если бы не то страшное место, где они встретились.
— Не тем, не тем занималась, — бубнила баба Лида, глядя в стену больницы каким-то пустым мёртвым взглядом. — Не думала, что так быстро. Хозяйство распродала, собрала денег. Думала, дом ещё сбуду и в город переберусь. Рядом, поблизости. Чтобы приходить всякий день, ухаживать. А оно вон как скоропостижно… Я даже с ним не побыла. Курей по рынкам возила да коров резала. Ох, прости, милая, — спохватилась старушка. — Да Пашка, верно, говорил, чем мы на жизнь зарабатываем? Очень он у меня хотел другой судьбы, стыдился, что родители пищепродуктами для взрослых торгуют. Так ведь надобно им откуда-то браться. Мы с мужем завсегда считали, что производственные пищевые товары — дрянь, химией напичканная. Когда я молодая была, деревенские все на срамные ярмарки урожай возили, да что животина даёт, и саму животину на убой выращивали. И ничего, нормой считалось. А с развалом Союза и этой индустрией дурной… — баба Лида вздохнула. — Теперича все товары для взрослых государство выращивает, а у люда с рук брать стыдоба, да ещё и опасно якобы. Обнищали мы через то под старость, непотребным делом промышлять стали. Сын нас стыдился… Да что уж. Отстыдился, — всхлипнула она, резко меняя тему. — Крутилась, как могла, чтобы хоть какую-то копейку урвать. Никому немагазинное уже особо не надобно. А теперь уж что… Порядочную жизнь весть можно, да не для кого.
Алисе хотелось сказать, что всё изменится меньше, чем через неделю. Но как она это объяснит?
Пришлось ехать с бабой Лидой в деревню и помогать в ненужных и преждевременных похоронах. Добирались они долго, арендованный катафалк застрял в пробке на трассе, а потом с превеликим трудом преодолевал разбитую и испещрённую ямами дорогу.
Алиса думала о том, как провернёт воскрешение. Самым приемлемым казалось первым делом попробовать написать, что снова наступило утро минувшей субботы, а болезнь Паши ушла в ремиссию, и полностью исчезла после операции. Всё остальное попахивало нездоровой фантазией — летаргический сон, выбирание из гробов на кладбище и прочую дичь она отмела.
Или…
Если здесь его не стало, может быть, для всех будет лучше вернуться в нормальный мир? Вместе?
К чёрту зашоренное отношение к сексу. Если у Алисы будет Пашка, то какая вообще разница?
Она представила, как они идут вдвоём в ресторан или устраивают пикник… Как улыбаются друг другу, и видят улыбки — всюду, на улицах, в магазинах, в гостях… Как покупают сладости своим детям…
Она хотела в реальность. Здесь было слишком много секса и слишком много абсурда. Слишком.
Только бы всё получилось!
Бабе Лиде принадлежал целый гектар земли. Обнесённый высоким бетонным забором с колючей проволокой он вмещал несколько опустевших теперь хлевов и массу аккуратных грядок с овощами.
— В том году оштрафовали за то, что яблоня выше ограды вымахала, — пожаловалась баба Лида. — Пришлось забор поднимать, столько деньжищ ушло. — Берут всё равно пищепродукты личного производства, находятся любители. Кое-как жить можно было. Но это мой последний урожай будет. К чему сажать на новый год? Я и на пенсию протяну. Продам дом да уеду, а то тут за глаза все за срамную торговлю костерят. Ишь как быстро перестроились. Если что и выращивают, только себе. В мою молодость не любили нашу семью за достаток, нынче — за непотребство. Говорила мне матушка в город ехать, да на панель идти. Но куда я без образования? Сначала казалось, как пять лет без работы учиться-то, потом замуж вышла, у мужниной семьи такое хозяйство, руки нужны. Злилась на мать, что она меня будущим стращает. А она умная была, угадала, куда мир кренится… Да теперь уж никого в живых не осталось, последняя я.
Похороны были назначены на утро вторника, и Алисе предстояло провести ночь в одиноком доме Пашиной матери.
Всюду бросались в глаза следы ушедшей роскоши. Комнаты были большими, но мебель в них — очень старой. Обои выцвели и поблёкли, много где их листами отклеила от стен сырость. Всюду высились какие-то ящики и коробки, которые с приездом гостьи баба Лида торопливо закрыла покрывалами и простынями. Алиса украдкой заглянула в один из ящиков и обнаружила там грецкие орехи, а над ними — коробку с яблоками.