Аллегро с Дьяволом – II. Казань

Селивёрстов Юрий

Но, повторюсь, «39 квартал» бежал в полном составе, и впереди бежали парни 17-19 лет – «молодые», а с Карасем играли пацаны по 12-14 лет – «шелуха» да пара «суперов». Большая часть из них только-только начала «мотаться» и еще не участвовала в сколь-нибудь серьезных драках. Не удивительно, что Карась сзади вместо дружного «Стенку!», и ответного удара клюшками об лед услышал удаляющийся топот ног. Он обернулся и увидел, что вся его «стенка» дружно улепетывает к арке, выводящей со двора. Проклиная все и вся, Карась гигантскими прыжками бросился следом.

– Ломаки, чушпаны, суки! Поймаю, сам убью!! Куда ломитесь со своего двора, уроды?! – орал он вслед убегающим.

Засвистели металлические шары, один из них сильно ударил по лопатке. Перец потом утверждал, что этот шар запустил именно он.

Карась прекрасно понимал, что «39» прибежал забрать жизнь взамен жизни Басмача. И получалось так, что это будет именно его, Карася, жизнь, т.к. серьезным бойцом здесь был только он. Получив от этой мысли мощный выброс адреналина в кровь, он прибавил прыти, радуясь, что не надел сегодня коньков. Не успел он догнать отступающих, как они выбежали из прохода обратно во двор.

– Карась, там еще немерено!!

– В подъезд! Быстро в подъезд, уроды!!

Обычно «мотки» старались не вовлекать в свои конфликты так сказать «мирное население». Во-первых, им до них не было никакого дела, а во-вторых, когда такое происходило, то милиция действовала особенно эффективно и жестко. Но сейчас деваться было некуда, и между вполне реальной смертью и «ментовскими» побоями выбирали милицию. Залетев в подъезд последним, Карась заткнул в ручки свою клюшку – и вовремя: дверь тут же дернули снаружи. Во вторую пару дверей он тоже воткнул чью-то клюшку. Поняв, что дверь закрыли, нападавшие стали ее выламывать. Роман схватил еще одну клюшку и попытался сломать, сунув между ступеньками и основанием перил. Клюшка не поддавалась. Тогда он прыгнул на нее пару раз – жалобно хрустнув, клюшка сломалось. Хозяин клюшки молча попрощался с ней, но возмущаться не стал, в данной ситуации потеря клюшки была не самой страшной.

– Где Рыжий? – спросил Карась оглядевшись.

– За «молодыми» побежал, – ответил кто-то и добавил со слабой надеждой: – Успел, кажись, прорваться.

Двери задрожали под очередным, особенно сильный ударом.

– Сейчас дверь вышибут, – прошептал кто-то из мальчишек испуганно.

– И что? Не дрейфь, здесь не улица, здесь мы запросто с полчаса продержимся! – ответил возбужденный Карась, сделав пару взмахов обломком клюшки. Длинновато немного получилась, да куда денешься?

– Так, ты, ты и ты – будете со мной здесь на площадке отбиваться, остальные с лестницы лупите клюшками, – едва успел выдать указания Роман, как с громким треском разлетелась первая пара дверей.

– Приготовились!

Подъездные окна со звоном посыпались, с улицы стали залетать шары. Кто-то схватился за голову, кто-то, подобрав шары, стал кидать обратно в осаждающих.

– Вы что делаете, уроды? Не кидайтесь вслепую, сейчас в подъезд войдут, тогда и будете мочить!

Но вторую дверь выломать не успели, послышался быстро приближающийся вой сирен. Милиция или имела информацию о нападении, или просто была настороже, зная, что «39 квартал» не оставит смерть Басмача без ответа, но прибыли они очень оперативно. Нападающие, разделившись, стали поспешно отходить. Когда «грязевские» добежали до улицы Амирхана, навстречу вылетели два милицейских УАЗика. Не останавливаясь, толпа пацанов облепила машины и перевернула так быстро, что из машин никто не успел выбраться. Но уже на Мусина дорогу перегородили три УАЗика и автобус, из которых быстро стали выпрыгивать милиционеры.

– Врассыпную! – пронеслась команда, и толпа распалась.

Но это не помогло: слишком далеко забралась «Грязь» от своей территории, и домой в тот вечер мало кто вернулся. Перец, как и большинство, провел ночь в отделении, получив по полной все что полагается. С «мотками» в милиции не церемонились, особенно со старшими.

Кок отсиделся с ребятами у пацана, чья квартира находилась в осаждаемом подъезде. А через полгода они встретились с Перцем в Татвоенкомате…

– Насчет колонны не знаю, а к нам гости, похоже. Может почта, как думаешь?

– Может и она, вообще-то завтра должна быть.

По бетонке, с юга, со стороны расположения батальона шел БТР. Свернув с бетонки, он направился к высоте. Подъехал к каменному дувалу высотой около метра и замер. Из железного чрева вылезло двое – Суржик и какой-то сержант.

– Почта! – крикнул Перец,

и весь свободный личный состав рванул к Суржику, который поставлял на высоту почту, продукты и сменное белье.

О сержанте в возникшей суматохе забыли, и он спокойно огляделся на высоте. Хотя «высота» громко сказано – так, невысокий пологий холм с небольшой, но довольно ровной площадкой на вершине. На площадке расположились, начиная с юга, по часовой: сколоченный из всякой всячины душ с брезентом вместо одной стены, который служил одновременно дверью, наверху душа стояло шесть двухсотлитровых бочек; дальше была небольшая площадка, «пятак», где вдоль дувала стоял, опять же самодельный, умывальник, состоящий из бочки и трубы с дырками; далее три большие палатки для личного состава, потом две маленькие; дальше кухня с печкой, сложенной из камней; и почти на юго-западе располагался неизвестно как попавший сюда строительный вагончик без колес. На вагончике, на стене, смотрящей на трассу, над аббревиатурой GRZ, написанной черной краской, была нарисована корона – но чья-то заботливая рука пририсовала к короне красные колокольчики, превратив ее в шутовской колпак.

– Где-то я это уже видел, – усмехнулся сержант, вспомнив Казань, где на стенах и заборах, да и вообще где можно и нельзя, было много подобного художества.

Посередине площадки стоял длинный, сколоченный из досок стол, за которым вполне свободно мог разместиться взвод. Каменный забор – дувал – имел четыре выхода в разные стороны. За дувалом стояли обложенные камнем с фронта БТР, БМП-2, БМД и танк Т-72. Танк с БМП и БТРом на южной стороне. Их стволы смотрели туда, где заканчивалась долина и с гор спускалась бетонка, по которой уже третий месяц уходили домой колонны советских войск. Шел первый этап вывода войск из Афганистана. БМД смотрел в долину, на север.

«А ведь опасность равновелика – как с гор, так и из долины могут обойти, надо поровней распределить броню, по всем сторонам. Да и обложить с боков камнем не мешало бы», – размышлял сержант.

К этому моменту старший сержант Краснов, ибо это был Аркадий, прослужил в Афганистане полтора года. Спортсмен, он сразу попал в разведвзвод. Имел за плечами почти двадцать боевых выходов, из них пять на караваны. Из последнего его принесли на руках…

…Бой уже закончился, и бойцы стали спускаться, чтобы заминировать и уничтожить груз, в основном ракеты и снаряды, когда у Пастуха сработало шестое, седьмое или какое там еще чувство. Это чувство уже не раз спасало Аркадия от гибели, когда тело само по себе вдруг начинало действовать и делало все, чтобы избежать опасности. Он настолько стал доверять ему, что перестал сопротивляться этим внезапным порывам, прозвав про себя это чувство «сторожем». Аркадий спокойно спускался, когда сработал «сторож» и тело стало само разворачиваться на 180 градусов и при этом вскидывать опущенный было автомат. Голова повернулась быстрей тела, и он увидел троих неизвестно откуда взявшихся душманов. То ли это было отставшее охранение каравана, то ли они пришли на звуки боя, он так и не узнал. Он только увидел их, вышедших из-за валуна и поднимающих автоматы и один ручной пулемет. Если бы они сейчас сверху ударили по спускающимся и уже спустившимся ребятам, у тех было мало шансов не присоединиться к трупам валяющихся вокруг душманов. Аркадий мог нырнуть за валун и крикнуть. Спас бы себя и часть ребят, возможно, но далеко не всех.

Это описывать все долго. У Аркадия же на размышление ушло времени не больше, чем понадобилось, чтобы вскинуть, наконец, автомат. Как медленно он поднимался – казалось, целую вечность. Вот наконец-то он поднялся, но и «духи» не стояли столбами и три автомата ударили одновременно. Аркадий начал с пулеметчика – тот так и не выстрелил, пулемет все же тяжелей автомата и поднимать его дольше, пусть на сотую секунду, но дольше. Стрелялись с расстояния не больше шести-семи метров. Он видел, как вскинул руками пулеметчик, как пули прошивали второго душмана. Почувствовал, как ему словно кипятком обожгло слева живот и тут же сильно ударило в грудь справа. Дальше была темнота. Очнулся уже в госпитале, где и провел два месяца. Потом реабилитация еще два месяца. Потом медкомиссия. Задетое легкое еще давало о себе знать, и о разведке пришлось забыть. Так он и попал на высоту…