Аллегро с Дьяволом – II. Казань
Шрифт:
– Пошли, пора поверку проводить, – встрепенулся Леший, встал с камня и неожиданно засмеялся. – Здорово ты сегодня Конюха пропесочил. А с этим стрелком действительно надо что-то делать.
Все трое вновь прибывших бойцов – Чума, Заяц и Ерш – попали в отделение Пастуха. Вечером после отбоя Перец начал их «обучение».
– «Духи», день прошел! – начал он, а в ответ тишина.
– Я не понял, «духи», оборзели? А ну, строиться бегом, – рявкнул картинно, возмущенный тем, что его проигнорировали, Перец.
Впрочем, рявкнул вполголоса, ввиду того, что у
– Так значит, «черпака» за человека не считаем? А вы знаете, кто такой «черпак»? – сурово спросил он молодых бойцов, в ответ те только отрицательно покачали головами.
Перец резко взмахнул рукой, ближний к нему Ерш испуганно отшатнулся. Перец довольно усмехнулся:
– Ссышь? Значит, уважаешь! И правильно делаешь, потому что «черпак» – это самый злой человек в армии, так как он уже много прослужил, и ему еще много осталось.
Читая нотацию, Перец ходил перед небольшим строем взад-вперед. В его походке и действиях было что-то среднее между важным генералом, занудным профессором и самодовольным индюком. Взвод, посмеиваясь, наблюдал за представлением. Комизм в ситуацию прибавляло то, что все трое молодых бойцов были заметно выше и значительно крепче Перца. Того, впрочем, этот факт не смущал.
– На «черпаках» держится вся армия. Так как «деды» не хотят, а «молодые» еще не могут нести службу так как положено. Поэтому «черпак» еще и самый уважаемый человек в армии. И вы меня, «черпака» советской армии, за человека не считаете, как я понял. Не уважаете, значит, совсем, да? – последовал вопрос с вселенской обидой в голосе.
– Уважаем! – ответили дружно Заяц и Ерш. Перец остановился перед Чумой.
– А ты, каратист, меня, значит, не уважаешь? – спросил он, смотря на Чуму снизу вверх.
– Уважаю, – неохотно ответил тот.
– Уважаете, значит? Это хорошо. А почему не ответили, когда я начал вечернюю речевку? А?!
– Мы не знаем, – последовал на этот раз уже дружный ответ.
Удивлению Перца, казалось, не будет предела. Он картинно всплеснул руками и развел их, призывая в свидетели столь вопиющему факту всех присутствующих:
– Не знаете?! И чему вас в учебке учили, спрашивается? Значит так, слушайте внимательно, рассказываю первый и последний раз. Запомнить трудно, но вы постарайтесь, – стал нагонять страху Перец.
(Так как оригинал речевки содержит ненормативную лексику, ее адаптированный вариант лишился рифмы)
– Итак, вечерняя речевка звучит так: я – «Духи, день прошел», вы – «Ну и черт с ним», я – «А завтра опять», вы – «ууу… блин!». Понятно?
– Да.
– Репетируем.
– Духи, день прошел!
– И черт с ним, – вразнобой ответили обучаемые.
– Я так понимаю, вы плохо поужинали, да? И говорить надо «Ну и черт с ним!», а не «И черт с ним». Я же говорил, слушайте внимательно. Так, еще раз, бодрей пожалуйста. Я вас очень прошу. Вы только вдумайтесь: я, целый «черпак» советской армии, прошу вас, духов вшивых, повторить правильно речевку. Всего-навсего. Я не понял, это что, так трудно? – голос Перца был трагический.
– Да нет.
– Духи, день прошел! – рявкнул Перец, резко поменяв тон.
– И черт с ним! –
– А завтра опять!
– Уууу… блин!
– Годится. По местам! – скомандовал Перец и, подождав когда они улягутся, продолжил:
– Отрепетировали, теперь премьера. Прошу всеобщего внимания и тишины! – попросил паяц и тут же выдал:
– Духи, день прошел!
– Ну и черт с ним!
– А завтра опять!
– Ууууу …блин!
Позвучали бурные аплодисменты, расчувствовавшийся Перец, намочив слюной глаза, стер воображаемую слезу и раскланялся.
– Я еще сделаю из вас десантников, елы-палы, – с гордостью в голосе закончил он представление.
Через несколько минут в палатку вошел Пастух. Присев на кровать, он снял полукеды.
– Перец, если после отбоя из палатки будут доноситься твои вопли, я тебя так буду загружать днем, что ты будешь засыпать, не долетая до подушки. Понял?
– Пастух, я занимался обучением личного состава.
– Без тебя справлюсь.
– Я хотел…
– Отбой, Перец. Отбой.
На следующий день Конюх, невиданное дело, устроил развод, где озадачил всех делами на день. Пастух должен был выделить людей из своего отделения, чтобы выкопать углубление под палаткой Конюха, и лично проследить, чтобы к вечеру было готово. Сам Малахов взялся заниматься с молодым пулеметчиком на БТРе. При этом Конюх был необычайно серьезен и даже суров. Взвод же посмеивался – похоже, вчерашние слова Пастуха всерьез зацепили лейтенанта.
– Чума, Перец, Куница и Кок, пока свободен от кухни, займетесь палаткой. Я вам тоже помогу малость, – распорядился Пастух.
Солдаты, убрав палатку и под чутким руководством Наташи переложив вещи, стали долбить камушки. Конюх ушел к БТРу и через некоторое время оттуда послышались короткие пулеметные очереди.
– Ты только не перестарайся, Пастух, а то если Конюх за службу всерьез возьмется – ой, боюсь, тяжко нам будет, – забеспокоился Перец.
– Это было бы хорошо, – рассеяно ответил Пастух, который почти открыто не спускал взгляд с Наташи.
Он чувствовал кураж: пока Конюх ударился в службу, надо найти способ хоть на короткое время уединиться с Наташей и попытаться для начала украсть у нее пару поцелуев. Вопрос, где? Ведь даже палатку Наташи с Конюхом сняли. Через некоторое время Кок отправился помогать ей чистить картошку.
– Сержант, ты всю Наташку глазами не съешь, нам оставь маленько.
– Заткнись, Перец!
Пастух был в напряженном ожидании. Он видел, что Наташа уже минут десять назад закинула в печь последнюю пару поленниц и должна была вот-вот отправиться за вагончик за новой партией. Он напряженно ждал, пойдет она сама или отправит Кока. Там, за вагончиком, Пастух и решил устроить встречу тет-а-тет. Когда Наташа в очередной раз посмотрела на огонь, Пастух решил: пора, и встав, не спеша направился к кухне. Наташа скользнула по нему взглядом и сделала вид, будто не видит. Поправив фартук, она отправилась за дровами. Пастух в это время поравнялся с чистившим картошку Коком и быстро осмотрелся. Тут же, словно желая подбодрить его, снова ударил пулемет – Конюх продолжал заниматься с Агрономом.